Евангелие от обезьяны (СИ)

Но не успеваю я так подумать, как встречаюсь с Равилем взглядом. И, верите вы или нет, он как будто на мгновение трезвеет. Только на одно, самое-самое маленькое мгновение.

Я не знаю, как это объяснить. Такое бывает, когда смотришь человеку в глаза. Какой-то момент, когда проскальзывает искра и происходит невербальный контакт, – он словно выходит из общего течения времени. Выпрыгивает попрыгунчиком. Как двадцать пятый кадр. Вот он сверкнул на доли секунды, заметный немногим, – а вот уже кино продолжается. И прерванная картинка восстанавливается – как будто и не прерывалась, течет дальше.

Двадцать пятого кадра мне хватило, чтобы понять: он меня узнал. Даже если больше ничего и не соображал в тот момент.

– Я все могу терпеть, но это… Я хочу отлить! – орет Равиль, запихиваемый в автозак дюжими молодцами, спасающими от него человечество. – Где эсссказали в первый раз? Где это сссазали… Ик, блядь!

Автозак вместе с колонной сопровождения рвет с места в направлении свободной зоны, летит на всех парах, чтобы никто не успел завалить из гранатомета столь важного свидетеля. Мне кажется, что из-за зарешеченного окошка размером десять на пятнадцать – это как свежеотпечатанная фотка из ларька «кодак» – меня колюче сверлят отрезвевшие карие глаза бывшего друга, улетая все дальше, превращаясь в бусинки, потом в точки и потом в невидимые оку молекулы. Но, наверное, так только кажется.

… очень далеко от взрыва. Я его даже не услышал. Не знаю, почему меня в конце концов накрыло. Это было как удар в полной тишине. Сначала стало тихо, как будто из города выкачали все звуки разом. А потом меня снесло со стула, протащило по стене над землей и со всей дури швырнуло на землю. Дыхание перехватило, я тужился вдохнуть, бился, как выброшенная на берег рыба, в судорогах. Я не думал, не понимал, не осознавал происходящего.

Все произошло в одно мгновение, растянутое, бесконечное мгновение. Не было даже боли, она пришла позже. В такие моменты перестаешь быть человеком и становишься клубком рефлексов, обернутым вокруг инстинкта выживания. Потом в глазах потемнело, и я потерял сознание. Не думаю, что надолго, скорее всего на несколько минут. А когда я пришел в себя, то звуки вернулись. И та же проклятая труба, которая в секунду высосала все звуки с улицы, с той же легкостью вогнала их обратно. Это был второй удар, звуковая бомбардировка, атака шумом, называйте, как хотите, мне плевать. Я начал дышать, смог открыть глаза, и тут же меня снова вдавило в асфальт. На этот раз мое тело действовало самостоятельно, это и был долбанный инстинкт самосохранения. Потому что все эти десять послевоенных лет оказались сном, и я вернулся обратно. Выстрелы, взрывы, крики людей. Ад никуда не делся, я просто ненадолго позволил себе расслабиться и поверить в то, что война закончилась. Именно так я тогда и подумал, хотя то, что творилось у меня в голове, трудно было назвать мыслями.

Не знаю, сколько времени я просидел в полном ауте. Помню, как встал на четвереньки и пополз. Не знаю куда, но мозг дал телу команду валить оттуда как можно скорее, и я пополз, хотя перед глазами все еще плыло. Я дополз до забора вокруг «Хищника», продрался сквозь грязные артритные кусты и вмазался лицом в сетку-рабицу.