Евангелие от обезьяны (СИ)

Когда она открыла мне дверь, на ней были простые тертые джинсы и красная рубаха навыпуск – мешковатая настолько, что даже третий размер не особо бросался в глаза. Но, боже мой, как же она при этом выглядела. Многих вы знаете женщин, которые без мейк-апа выглядят лучше, чем с мейк-апом, а в джинсах с рубашкой более желанны, чем в мини и декольте?

И вот теперь такая женщина восторженно поглаживает обшивку двери суперкара, который считает моим, и столь же восторженно спрашивает:

– А что такое правильная аэродинамика?

– Правильная аэродинамика – это когда в ливень и град на 100 км/ч заднее стекло остается сухим, – цитирую в ответ свой же обзор, написанный пару месяцев назад. Уж и не припомню, какой тачке посвящалась та ода.

А мгновение спустя в поле нашего зрения начинает маячить ракета. Правда, она уже давно не подсвечивается прожекторами так, как двенадцать лет назад, и города, научный потенциал жителей которого она когда-то символизировала, тоже нет; но все же. Все же: это определенно та самая ракета, что маячила на заднем плане одной из фотографий, которые Лина нашла в старом альбоме братишки Бара.

И эта карточка, и остальные фото с той тусовки валяются кипой на тщедушном заднем сиденье XK R. Паркуясь к обочине у поста дорожной полиции и загребая их лапой, чтобы сличить координаты на местности, в который раз удивляюсь: зачем, ну зачем все-таки Пол Хёрли предусмотрел в салоне этот рудимент, второй ряд сидений?

«Паркуясь, я взвел затвор моего сорок пятого», – написал бы полвека назад в своем современном американском детективе Эрл Стенли Гарднер или Микки Спиллейн. И был бы прав: потому что бывший город Королев, куда сначала селили продвинутых ученых, потом обычных сотрудников НИИ, потом работяг и гастарбайтеров, а потом оттуда убежали даже они, поскольку пришли зомби, – этот бывший город нынче принято проезжать галопом, не останавливаясь; а я вот остановился.

Ну так американский детектив ведь сильно отличается от советской реальности. В частности, тем, что мой наградной травмат у меня отняли по приговору суда и новый выдать не могут, не говоря о боевом оружии. Так вышло, что пару лет назад я трижды выстрелил в азербайджанца в свободной зоне; не насмерть, но в голову и, главное, в ущерб иллюзии существования дружбы народов.

Жертва моей агрессии упилась мохито в баре FreeTrade, полезла за догоном без очереди и порезала двоих возмутившихся. Тоже не насмерть, что говорило суду в ее, жертвы, пользу; но третьим мог стать я, а четвертым – Стас, тогда трехлетний (и еще такой, как на иконке). Во всяком случае, я так подумал, и основания на то имел более чем веские: мы тоже зашли тогда в бар FreeTrade, потому что Стас попросил пить, а вокруг не оказалось ни одного ларька. И тоже стояли в очереди к кассе – ровно вслед за порезанными.

Я до сих пор жалею, что те пули были резиновыми. Так я сдуру и заявил в суде, который пожизненно лишил меня права на ношение огнестрела. Впрочем, вряд ли меня могло бы спасти демонстративное раскаяние. Толерантный суд при помощи элитного чеченского адвоката выяснил: парень имел целью порезать только тех двоих, которых порезал, а нас трогать не собирался. В таких случаях среди простых советских мужиков принято поводить усами, разводить руками и бессильно поднимать домиком кустистые брови на красной роже. «Извини, брат, политика». И простые советские мужики правы: это действительно она и есть, извращенная онистская политика, фантом многонациональности по цене справедливости. Да здравствует мазафакин ЮЭсЭсАр, самая упертая империя мира. В которой вся жизнь – театр, и люди в нем – дебилы. Даже война если кого и спасает, так только мертвых.

Оказывается, я говорю все это вслух. Ну или как минимум последнюю часть. Потому что она спрашивает:

– Кстати, о мертвых. Что мы будем делать, если они нас прессанут? Тем более мы на такой тачке. Здесь не любят тех, у кого тачка круче «Лады-приоры». – Удивительно, но стоило ей переодеться из блядских шмоток в ковбойские, как она начала говорить как какая-нибудь Красотка Мэри из салуна города Фэйрбэнкс.

Нет, правда. У меня такое ощущение, что я сейчас еду не с той девушкой, которую заваливал в факинг-рум «Калины Москоу» несколько часов назад. А – с какой-то другой. Верите или нет, но без стандартной униформы секс-куклы она перестала выглядеть как овца, говорить как овца и вести себя как овца. Будь у меня побольше времени на общефилософские размышления, я обязательно задумался бы над феноменом. По сути, он ведь не менее интересен, чем курица и яйцо.