Евангелие от обезьяны (СИ)

Я бы тоже предпочел, чего уж там. Но никакого плана у меня по-прежнему нет, и потому мне не остается ничего, кроме как в очередной раз тупо обыграть бородатую шутку, что уже миллионы раз обыгрывали до меня:

– Я не курю.

Как ни странно, она смеется. Поди пойми этих женщин, как написал бы Эраст Пороков в дурацкий журнал «Гедонист», который не читают даже друзья Воротынцева. Поди их пойми.

Меж тем очевидно, что очаг цивилизации – если этот инкубатор мутантов можно назвать цивилизацией – явно находится на противоположной стороне бывшей Ярославки. Туман немного рассеялся – наверное, сменилось то, что в такой печке заменяет ветер – и я хоть и расплывчато, но вижу окрестности. Возле ракеты сплошь поросшие травой остовы НИИ, лабораторий и заводов; по другую же сторону шоссе когда-то стояли жилые хрущевки-девятиэтажки, и, хотя ни одно из их окон не светится, я различаю чуть поодаль уродливых параллелепипедов хилое зарево: если в Зомбаланде есть свет, то только там.

Пересекая Ярославку, хочу взять Лину за руку. Но она, решив, видимо, поиграть в женщину-загадку, выдергивает ладонь:

– Ты его чуть не убил.

– Извини. Меня накрыл приступ филантропии. Надо было убить, но я решил, что он и так не опасен.

На сей раз над моей утонченной шуткой Лина не смеется; и только я успеваю задуматься, как бы развить ее, чтоб развеселить даму, как мне и самому становится не до смеха. Потому как, отделившись от придорожных кустов, нам навстречу вразвалочку выплывают силуэты зомбаков в количестве не менее пяти. Лина, только что брезгливо отдергивавшая от меня руку, теперь инстинктивно впивается коготками мне в локоть.

В двадцати метрах от нас зажигаются фары припаркованного у обочины автомобиля, дотоле также сливавшегося с ландшафтом. Отсюда не различишь, «Лада-приора» это или нет. Безымянное авто, обозначенное на безнадежно черном фоне двумя мутноватыми ксеноновыми снопами, с грохотом заводится, медленно движется в нашу сторону и останавливается метрах в трех, мерзко прогазовывая, чтобы напугать нас прямоточным глушителем типа «Ржавая труба». Похоже, ублюдки всю ночь сидят здесь в засаде, ожидая, пока кто-нибудь из редких ныне покорителей Ярославского шоссе остановится отлить. А тут такая удача: сразу двое и без тачки, не удерут.

– Ты откуда, братан? – задевает меня плечом коренастый трупак среднего роста, с реденькой монголоидной растительностью на скуластом рябом лице, которое я в подсвеченном фарами молоке идентифицирую скорее как киргизское, нежели как бурятско-якутское. Остальные встают полукругом, покуривая и поплевывая в картинных позах. Классика жанра, казавшаяся бы смешной, случись она в местности, где действуют хотя бы примитивные социальные институты. Но в Зомбаланде их нет, здесь царствует первобытнообщинный строй с вкраплениями рабовладельческого и феодального. Я как раз собирался объяснить это Лине, чтобы оправдаться за избиение зомбака. Но, вот незадача, не успел.

– Из Москвы, – отвечаю с претензией на гонор, понимая, впрочем, что последний в Стране мертвых бессилен.

– Москва большая, – сплевывает киргиз.

– Охуенно большая, – соглашаюсь. И молчу.

– Слы, ты меня че, рамсануть хочешь? Ты че, бля, не можешь на вопрос ответить? Я тебе, бля, нормальный вопрос задаю, слы? Че ты бычишь?

Мертвецы берут нас в плотное кольцо, двое достают пушки и клацают затворами. Все пятеро исторгают в пространство невыносимый микс из запахов пота, чеснока, перегара и провонявших кроссовок, многократно приумноженный горячим воздухом.

Сзади в мой икроножный сустав тычется бампер машины, которая, как я абсолютно некстати теперь замечаю, и впрямь оказывается убитой «Ладой-приорой». Линия сгиба капота изрыта оспинами коррозии; кто за рулем, по-прежнему неясно. Зато абсолютно очевиден тот факт, что мне не избежать некоторых финансовых трат. Ничего, я к этому подготовился.

Достаю из широких штанин пятитысячную купюру, протягиваю трупам:

– Еще две таких же у меня в тачке. Она стоит у поста дорожной полиции, самим вам к ней не подойти. Синий «Ягуар». Бабло отдам, если приведете нас к тому, кто у вас здесь за главного, ну или хотя бы за одного из главных. Так, чтоб нас никто не тронул.

Зомби обсуждают что-то на своем языке. Один отходит на пару метров и клацает пальцем по мобиле, потом бормочет что-то в трубку. Не надо быть Эркюлем Пуаро, чтобы понять: уродцы проверяют, действительно ли наличествует описанный мною «Ягуар» среди машин, стоящих у поста дорожной полиции. Уж будьте покойны, милые животные: Большая Синяя Акула на месте. Смотрите, исходите слюнями. Без меня вам к ней не подойти, даже если отберете сейчас ключ. Дорожная полиция имеет негласный приказ пресекать правонарушения в среде беженцев путем отстрела оных беженцев, если хотя бы одно их слово или действие покажется ей подозрительным. Вам сие известно как никому в этом мире.

– Двадцать пять косых, – наконец объявляет скуластый.