Евангелие от рыжего кота

— Клянусь Ладой, что беру тебя в мужья, — сообщила она тихим голосом, а я сделал лучшее в этой ситуации – поцеловал её в губы. Она мне со страстью ответила, отчего дальнейшие наши действия без труда можно предположить. Когда наступило утро, я проснулся первым и взглянул на сонную Купаву. Не удержавшись, я нежно поцеловал её в губы, отчего она вздрогнула и открыла глаза.

— Ты кто? — спросила она меня, и я понял, что она дурачится.

— Я Кудря, — улыбаясь, сказал я и снова поцеловал её губы, которые открылись мне навстречу. Мы чувствовали себя счастливыми людьми, и ничто не омрачало наши лица. Когда мы вернулись в лагерь берендеев, нас уже стали искать. Любомир, подскочив на коне, наклонился ко мне и, улыбнувшись, спросил: — Кто кого украл?

Я промолчал и шел к его отцу, ведя за узду коня, на котором гордо сидела Купава. Я тогда не знал, что другим путём, кроме как украсть, мне бы Купава не досталась, так как берендеи за чужаков девушек не выдавали. Я остановился перед её отцом, Воиславом, и стал перед ним на колени, склонив голову, как меня учила Купава. Он три раз больно хлестанул меня кожаной плёткой по спине, так что я даже вскрикнул, отчего по толпе берендеев пронёсся одобрительный гул и даже смех. Мой друг Дюдон стоял в толпе и с сочувствием глядел на меня.

— Люба она тебе? — громогласно спросил Воислав, так что толпа замерла, словно её заморозило.

— Люба, батьку, люба! — громко крикнул я, и берендеи снова одобрительно загудели. Возле меня опустилась на колени Купава, которую Воислав пару раз погладил по спине плёткой, а потом хлестанул, отчего она вскрикнула, под одобрительный смех толпы.

— Любый он тебе? — спросил Воислав, с усмешкой глядя на Купаву, которая повела плечами и ответила под смех берендеев: — Да, вот, не знаю…

Я оторопело смотрел на Купаву, так как она просветила меня, что в случае её отказа мне свяжут верёвкой ноги и прицепят к лошади, которую пустят вскачь. Воислав тоже оказался с юмором, так как крепко огрел дочку плёткой и снова спросил: — Любый он тебе?

— Любый, батьку, любый! — крикнула Купава, морщась от боли, а мне шепнула, повернувшись ко мне и широко улыбаясь: — Что, испугался?

— Живите в мире и согласии. Пусть вашу семью оберегает Лада, — сказал Воислав, покрывая наши головы большим платком.

— Не будет у них счастье, — услышал я под платком и узнал скрипучий голос вещуньи Морена.

— Негожие слова говоришь, вещунья, — громко произнёс Воислав, — пусть Род нас рассудит.

— Не подведите меня перед Родом, — сказал Воислав, передавая платок Купаве, — я за вас поручился.

— Не подведём, батьку, — твёрдо сказал я, а Купава сделала серьёзное лицо и кивнула. Первым нас поздравил Дюдон де Компс, который схватил нас в свои могучие объятья и чуть не раздавил Купаву. Празднества продолжались, как и положено, целую неделю[74], девять дней. Чтобы закрепить наши узы, Дюдон де Компс обвенчал нас по католическому церковному обряду, который с интересом наблюдали берендеи, никак не порицая чужих богов.

В понедельник, когда праздник Лады и нашей свадьбы завершился, Дюдон де Компс снял с себя Рубин Милосердия и повесил его на шею Купавы.

— У вас семья и будут дети, — начал он и продолжил:

— Поэтому, цепочка тех, кто будет хранить Рубин Милосердия, не прервётся, и ваши потомки дождутся того, кто придёт за рубином. Я же человек веры и хочу уединиться от мирской суеты и посвятить себя Богу. Поэтому пойду в город Киев и построю там католическую церковь, как и обещал Марии, — закончил он, а Купава, услышав мой перевод, подозрительно нахмурила брови и спросила:

— Кто такая Мария?

— Наша сестра, — объяснил я ей, а Дюдону сказал:

— Я доведу тебя до Киева и помогу строить, а потом вернусь к Купаве.

— Ты меня хочешь бросить? — нахмурилась Купава.

— Дети мои, — на правах отца будущей церкви, торжественно произнёс Дюдон, — я сам в состоянии дойди до Киева, а вы оставайтесь вместе.

Я напомнил ему, что он не знает нашего языка, но он, коверкая слова, ответил, что понимает, но ещё не может говорить. После небольшого спора я убедил и Дюдона и Купаву, что доведу Дюдона до Киева, а потом вернусь. Купава хотела идти со мной, но я настоял, что в племени берендеев ей будет безопаснее. До Киева мы дошли за неделю и схоронились в Печерском монастыре, где монахи почтительно приняли Дюдона в своё братство, упросив его, для начала, перевести некоторые рукописи жития святых на французском языке. Я побыл с Дюдоном неделю, написав ему сей текст для тренировки, а потом покинул его, обещая навестить с Купавой в подходящее время. Аминь!»

Марико закончила читать и уставилась в Тараса.

— Круто, — озвучил своё мнение Тарас и спросил: — А где рубин?

— Хотела бы я знать, — сказала Марико, задумчиво уставившись в окно номера.

***