Евангелие от святого Бернарда Шоу

Таким образом, постулат Павла об Адаме как природном человеке был истинен с точки зрения прагматизма: он работал. Но слабость прагматизма в том, что работает большинство теорий, если мы положим всю жизнь на то, чтобы она работала, — ежели только у них найдётся некая точка взаимодействия с человеческой природой. Гедонизм проходит проверку прагматизмом точно так же, как и стоицизм. В некоторых пределах действенной оказывается всякая социальная система, кроме, разве что, совершенно дурацкой: автократия работает в России, а демократии — в Америке; атеизм — во Франции, политеизм — в Индии, монотеизм — в исламе, а прагматизм (или ноиз) — в Англии.

Невероятные представления Павла о проклятом Адама, которого Баньян описывает как пилигрима, несущего на спине великое бремя греха, соответствуют фундаментальным условиям эволюции, которые заключаются в том, что жизнь (в том числе человеческая) непрерывно развивается и потому вынуждена неизменно стыдиться себя, и своего настоящего, и своего прошлого. Пилигрим Баньяна желает избавиться от обузы своих грехов; но ещё ему хочется достигнуть «того сияющего света»; и когда, наконец, его бремя падает ко Гробу Господню, его паломничество ещё не закончено, а тяжкие испытания по- прежнему ждут его впереди. Его совесть всё ещё неспокойна; «первородный грех» всё ещё мучит его; и его приключения с великаном по имени Отчаяние, швыряющим его в темницу Замка Сомнения (откуда ему удаётся улизнуть при помощи отмычки) — страшнее всего, что встречал он, когда обуза ещё лежала у него на спине. Таким образом, аллегория Баньяна о человеческой природе пересекается с Павловским богословием в сотне мест. Его теологическая аллегория — Священная Война с её полчищем избранных скептиков и коней, «на которых скакали реформад», — по большей части абсурдна, невероятна и (кроме разве что тех пассажей, в которых старый поэтичный Адам в мгновение ока становится лучшим из сальвационистских богословов) вряд ли удобочитаема.