Евангелие от святого Бернарда Шоу

Иоанн не упоминает вознесения; и в конце его истории Иисус воскресает из мёртвых и появляется время от времени среди учеников. В качестве одного из подобных случаев поминает Иоанн чудесный улов, описанный Лукой совершенно в противоположной точке карьеры Христа, при призвании сыновей Зеведеевых.

Мало что можно сказать по этому разделу, касающемуся, главным образом, позиции Иисуса, хотя мистер Шоу мог бы зайти и гораздо дальше удручающе постоянного цитирования мистической банальности, звучащей в каждой второй строке, на все лады склоняя повторяющиеся притязания Иисуса на то, что он есть христос, аватара Вишну или, как вы ещё любите называть его, Отца.

Но есть одна поразительная фраза. «Иоанн не придаёт никакого значения тем пассажам, из которых составлена его подборка: значительно более заинтересован он в собственном понимании того, что человек может избежать смерти и творить куда более невероятные чудеса, чем сам Христос; в самом деле, ему кажется, что Иисус недвусмысленно обещает именно это и, в конце концов, дерзко намекает, что он, Иоанн, и сам бессмертен во плоти. Так или иначе, он не пропускает ни одного из значительных изречений». Неимоверная наглость этого высказывания вышибает дух. Иоанн наполняет этими изречениями главу за главой. Он размещает их даже в самых неожиданных местах. Например, между уходом Иуды и завершением Вечери у нас есть не менее четырёх глав, состоящих из 117-и стихов. Около 20 % всего евангелия! И Иоанн не придаёт «никакого значения тем пассажам, из которых составлена его подборка»! Уму непостижимо!

Безусловно, эти мистические пассажи совершенно несовместимы с другими идеями, упоминаемыми такими мыслителями как Шоу. Но это — всего лишь аргумент в пользу композитной природы евангелия. В некоторой степени аналогичный случай можно, тем не менее, наблюдать и сегодня. Возьмём Дао Дэ Цзин, мистический трактат, одновременно непонятный и простой, самый великолепный из всей древней сокровищницы мистицизма.

Однако практика даосов сего дня — обыкновенный фетишизм. Можно доказать, что Иоанн был таким же человеком, что он ссылался на собственную классику ради проформы, не вникая в неё. Но документ всё ещё остаётся композитным в любом разумном значении этого слова.

Иоанн согласен с описаниями суда и распятия