Евангелие от святого Бернарда Шоу

И тут я хочу вам напомнить, что наша доверчивость не должна измеряться истинностью того, во что мы верим. Когда люди верили, что Земля плоская, они не были легковерны: они пользовались здравым смыслом и, если бы их попросили доказать это, ответили бы просто: «Взгляни на неё». Те, кто отказывался верить, что она кругла, руководствовались здоровым скептицизмом. Современный человек, верящий в то, что Земля круглая, весьма легковерен. Сторонники плоской Земли повергают его в ярость, опровергая его с величайшей лёгкостью, когда он берётся доказать это. Выдвиньте ему теорию, что Земля цилиндрическая, или кольцевидная, или имеющая форму часового стекла — и он будет сбит с толку. То, во что он верит, может быть истинным, но он верит в него не поэтому: он верит в него потому, что неким таинственным образом обращается к своему воображению. Если вы спросите его, почему он верит, что Солнце находится от нас в девяноста с чем-то миллионах миль, ему придётся либо признать, что он не знает этого, либо сказать, что Ньютон доказал это. Но он не читал монографию, в которой Ньютон доказывал это, и даже не в курсе, что она была написана на латыни. Если вы поинтересуетесь у ольстерского протестанта, по какой такой причине он считает Ньютона надёжным авторитетом, а святого Фому Аквинского или Папу — суеверными лжецами, за поджариванием которых на вечном пламени он (после своей смерти) с удовольствием понаблюдает из своего уголка на небесах, или если вы спросите меня, почему я принимаю всерьёз соображения сэра полковника Элмрота Райт, подсчитавшего число стрептококков в данном объёме сыворотки, но только рассмеюсь над подсчётом количества ангелов, способных разместиться на кончике иглы, я не смогу дать никакого разумного ответа, кроме как сказать, что семёрки и ангелы устарели, а миллиарды и стрептококки вошли в моду. Не скажу я вам и о том, почему доверчивость Бэкона, Монтеня и Сервантеса совершенно иного рода, чем легковерие и недоверчивость Беды Достопочтенного, или Петра-пахар, или докторов богословия школы Аквинского-Аристотеля, которые, несомненно, были вовсе не глупы и располагали теми же фактами. Ещё менее способен я объяснить, почему (если мы допускаем, что эти предводители умов придерживались тех убеждений, которые провозглашали) они казались непререкаемыми авторитетами для одного поколения и святотатцами для другого, равно как и почему ни одно поколение не поддалось увещеваниям и не вникло в факты по всем этим вопросам самостоятельно.