Евангелие рукотворных богов

Последние слова солдат произнес твердо, жестко, тоном, не терпящим возражений, и обвел взглядом собеседников. Ванко посапывая спал, Стерва не стесняясь зевала, Рус пощипывал струны, настраивая лады, Кэт, обыкновенно чурающаяся людей, и, когда у нее был выбор, старающаяся оказаться в одиночестве, прижалась к плечу Ключника и не мигая смотрела на костер. Только Брат остался внимательным слушателем, впрочем, никто не хотел оспаривать заявлений Рахана - и ладно. Одни пророчествуют скорую гибель мира, другие - пришествие царствия небесного, все, тем не менее, осознают неизбежность перемен, понимают, что жизнь изменилась. А этот верит, что все еще можно вернуть на круги своя, но говорят же в народе, что каждый имеет право сойти с ума по-своему.

- Ключник, - Стерва еще раз зевнула, отчаянно борясь со сном, - Кэт тебя так назвала… Ты что, действительно убил дракона?

Это уже интереснее.

- Драконы, драконы… - прошептал себе под нос Рахан, - Какие они, к чертям собачьим, драконы?

- А кто?…

Воспоминания приходят как всегда неожиданно. Вот ты бредешь сквозь снежный вихрь, темную мглу и промозглую стужу, ориентируясь на призрачный источник света, просто догадываясь, что где-то рядом должно быть жилье и вдруг перед самым лицом вырастает прочная дубовая дверь и медный молоток, готовый призвать хозяев. Мгновение, и ты уже греешь замерзшие пальцы у жадного жерла камина и потягиваешь обжигающий грог. Или имя. С чем может сравниться ощущение осознания себя? Когда ослепительной вспышкой озаряет понимание - с этой секунды ты для себя уже не никто, ты - это ты? Так и сейчас - ведь одно дело Знать, а совсем другое - Помнить.

Собравшиеся слушают, все, даже Кэт, а Ключник рассказывает то, что возникает в памяти калейдоскопом картинок. Конечно, словами нельзя передать оттенки собственных реминисценций, но смысл донести можно.

…Звонко ревут луженые глотки сирен, истлевшим призраком баньши надрываясь в тщетной попытке вывести бойцов из себя. Мир в узкой прорези забрала кажется враждебным и опасным, но это хорошо и правильно: уютная скорлупа тяжелой брони, оружие, как продолжение рук слитно сидящее в ладонях, и надежные товарищи, готовые всегда подставить плечо - все, чему сейчас можно доверять. Надсажено воют назойливые сирены, отбрасывая красные факельные сполохи, и глаза воинов в глубине шлемов отсвечивают недобрым багрянцем.

- Пошел! - рявкает в девять пар ушей как рождественская елка увешанный смертоносными игрушками Бонза и хлопает громадной ладонью, способной забивать гвозди, по загривку Тарана, исторгая его наружу.

Так, наверное, рождаются дети, с криком покидая тесное пространство, ритмично пульсирующее кровавым, устремляясь в узкий, пронзительно изливающийся белым светом проем. Бойцы один за другим сыплются в чавкающую грязь и заученно занимают положенные позиции - здесь каждый на уровне рефлексов знает свое место в их безукоризненном построении.

Свершилось. Там, дальше, внутренний и внешний круги оцепления, состоящие, наверное, из лучших, но тут, в этом Месте, только десятка Бонзы, потому что они - элита, избранные. Совершенное оружие. Оружие - это не замысловатое содержимое их ранцев, не доспехи, названные тяжелыми не за изрядный вес, а за способность противостоять практически любым воздействиям, оружие, бесценное оружие, это они сами. Абсолютное орудие смерти. А напротив, в обугленной, дымящейся полосе поваленных деревьев то, за чем они пришли. Надо признать, Это повержено не их стараниями, воздух - не их стихия. Постарались молодцы летуны, захлебываясь собственной кровью, поразившие неуязвимый объект, опрокинувшие его вниз, во власть мальчиков Бонзы. Впервые в мире. Свершилось.

Они движутся короткими перебежками, успешно используя разбросанные стволы в качестве прикрытия. Когда один делает шаг, четверо смотрят на мир лишь в прорези прицелов, готовые в любое мгновение вспороть пространство огненными росчерками. Вон не знающий промаха Робин слился с окружающей грязью и все, что он увидит на расстоянии мили, станет мертвым, будь на то его желание. Вон Таран, для которого просто нет преград, с холодным спокойствием высматривает себе достойного противника. И Лекарь, тоже лучший, способный наравне с бинтами и снадобьями, не хуже остальных управляться с оснащением, дарующим не жизнь, но смерть. Здесь нет имен, имена остались дома, а здесь только прозвища, характеризующие специализацию, короткие и понятные.

- Ключник, связь, - шепчет Бонза и этот шепот слышат лишь те, кому нужно его слышать.

- Папа Бонзе! - мгновенно реагирует Ключник.

- Да, - отвечает кто-то далекий и всемогущий.

- На позиции, - переключается Бонза.

- Движение есть?

- Глухо.

- У нас тоже.

- Я пошел?

- Двигай.