Евангелие страданий

Но кто сумел бы все исчерпать, пожелай он рассказать о том, что бывает в жизни и будет нередко еще повторяться? Он скорее устанет говорить, нежели плотской человек устанет опьянять себя мнимыми, лживыми и вводящими в заблуждение объяснениями. Давайте поэтому оставим примеры, которые не смогут нас ничему научить, кроме того, – если мы еще этого не знаем, – что надлежит отвергнуть подобную мудрость мира сего, – и обратимся к человеку, учиться у которого значит пребывать в истине, обратимся к Иову и к его благому слову: Господь взял. Иов все относит к Богу; он не сдерживает душу и не угашает дух[136] в размышлениях или объяснениях, способных порождать или вскармливать лишь сомнения, даже если тот, кто довольствуется ими, не замечает этого. В то же мгновение, когда у него отъемлется все, он знает, что это взял Господь, и потому в своей потере он остается в мире с Господом, сохраняя и теперь близость Божию; он видит Господа и потому не видит отчаяния. Ведь разве только тот видит длань Божию, кто видит, как Он дает; разве не видит ее и тот, кто видит, как Он берет? Разве только тот видит Бога, кто видит Его обращающим к нему Свой лик; разве не видит Его и тот, кто видит Его повернувшимся к нему спиной, как Моисей, который все время видел лишь спину Господа?[137] Но тот, кто видит Бога, победил мир[138]; и так Иов в своем благом слове победил мир, оказался в своем слове больше, сильнее и могущественнее всего мира, который хотел не ввести его в искушение, но победить своей силой, принудить его пасть ниц перед его безграничной мощью. Сколь же беспомощен – словно лепет младенца – дикий шум бури, когда он хочет побудить человека трепетать, вырывая у него все, а человек ему отвечает: не ты это делаешь, это берет Господь! Сколь немощна рука насильника, сколь слаб ум хитреца, сколь ничтожна всякая человеческая сила, – так что скорее ей самой можно было бы посочувствовать, – когда она, вырвав все у того, кто слабее, оставляет его в отчаянном положении, а он по вере говорит: это не ты, ты ничего не можешь; все это берет Господь.

Благословенно имя Господне! Так Иов не просто победил мир, но совершил то, чего желает Павел своей пребывающей в борении общине: он, все преодолев, устоял (Еф. 6:13). Ах, быть может, в мире были и те, кто все преодолели, но пали в самое мгновение победы. Благословенно имя Господне! Ведь Господь пребывает Тем же, и разве не до́лжно поэтому восхвалять Его так же, как и всегда? Или разве переменился Господь? Или разве не оставался Господь Тем же, как тем же оставался и Иов? Благословенно имя Господне! А значит, Господь взял не все, ведь Он не взял у Иова ни хваление, ни мир сердца, ни чистоту в вере; и близость Божия была с Иовом, как и прежде, – быть может, даже глубже, чем раньше, ведь теперь не оставалось ничего, что могло бы хоть как-то увести от нее мысль Иова. Все взял Господь, и Иов собрал всю свою скорбь и «бросил ее на Господа»[139], и тогда Господь взял и его скорбь, и осталась лишь хвала в неподкупной радости сердца. Ведь хотя дом Иова и был домом печали, – если, конечно, у него оставался хоть какой-нибудь дом, – все же там, где звучит это слово: «Благословенно имя Господне!» – поселяется радость; и хотя Иов стоит перед нами как живой образ скорби, хотя его лицо и облик несут ее печать, – все же это слово всегда говорится как свидетельство радости, и так говорит его Иов, даже если его свидетельство обращено не к пребывающим в радости, но к печалящимся; и свидетельство Иова понятно тем, кто имеет уши для того, чтобы его слышать[140]. Ведь уши печалящегося настроены особым образом; и подобно тому, как уши любящего хотя и слышат голоса многих, но по-настоящему слышат один лишь голос – голос возлюбленной, так и уши печалящегося слышат голоса многих, но эти голоса проходят мимо и не доходят до сердца. И так же, как вера и надежда без любви есть лишь медь звенящая или кимвал звучащий[141], так и любая возвещаемая в мире радость, которая несовместима с печалью, есть лишь звенящая медь или звучащий кимвал, которые щекочут слух[142], но противны душе. Но этот голос утешения, этот голос, который дрожит от боли и все же возвещает радость, слышат уши и сохраняет сердце того, кто печалится, и этот голос направляет его к тому, чтобы он сам нашел радость во глубине печали. – Мой слушатель! ведь ты, конечно, понял вознесенную Иовом хвалу, и она была тебе так по сердцу, когда ты тихо размышлял о ней, что ты хотел бы, чтобы я не напоминал тебе о том, что́ слышится в мире в день тяготы вместо хвалы и благословения. Давай же тогда забудем это, ведь ни ты, ни я ничем не заслужили того, чтобы все это вновь предстало нам в нашей памяти.