Евангелие зимы

– Денни ходил туда в школу конфирмантов, – сказала еще одна женщина. – Сколько же детей в нашей общине проходят через школу конфирмантов?

– Я знаю, – заявила четвертая и обратилась ко мне: – В каком ты классе?

– Эйден в десятом, – быстро ответила Хейзел.

– О боже, – сказала эта четвертая. – Значит, ты там работаешь? И как там обстановка? Говорят об этом или нет?

– Тил! – одернула ее Хейзел. – Эйден, это не наше дело.

Другие матери немного отодвинулись, но не приблизились к Хейзел, а словно сплотились вокруг Тил, которая стояла, скрестив руки на груди.

Я никого из них толком не знал, даже по именам затруднился бы назвать, однако им уже было известно, что я работал в Драгоценнейшей Крови Христовой.

– Я не верю, чтобы в нашем приходе что-нибудь было, – сказал я. – А если ничего не было, с чего кому-то об этом говорить? – Мой голос повысился, по спине потекла струйка пота. На лбу тоже выступила испарина. Я сжал кулаки и сунул их в карманы, чтобы, не дай бог, не вытереть рукой лицо.

– Мальчик мой, – произнесла Хейзел, – успокойся, все нормально. Мы никого ни в чем не обвиняем.

– Я тоже не обвиняю, – сказал я чересчур громко.

– А я считаю, – заявила мамаша в меховых сапогах, – что родительский комитет все равно должен этим заняться. Нужно, чтобы об этом заговорили, и, соответственно, с детьми тоже нужно провести беседу.

– Обязательно, – согласилась с ней Тил. – Доктор Ридж должен созвать общешкольное собрание.

– Может, лучше в малом формате? – предложила другая мамаша. – Тема, знаете, очень деликатная.

– Вот именно, – подчеркнула Хейзел.

– Вообще-то, – продолжала мамаша в меховых сапогах, – этим должен заняться отец Грег. Это его обязанность, не только перед Драгоценнейшей Кровью Христовой, но и перед всем городом.

– Отец Грег даже на воскресной мессе не появился, – сказала Хейзел. – Ее служил отец Дули.

– Отец Дули? – переспросила Тил. – А он что-нибудь об этом сказал?

– Тил, достаточно! – перебила ее Хейзел. Она попыталась меня обнять, но я попятился.

– Я не знаю, о чем вы говорите, – сказал я.

Происходящее казалось мне сюром: ни одна из этих женщин не бывала в Драгоценнейшей Крови Христовой, так чего они завелись? Некоторые из них вообще не католички.

Я показал на часы в вестибюле и прошел к классам. Если родители громогласно требовали собраний и конференций, ученики вели себя совершенно иначе: в коридорах царило молчание, нарушаемое лишь шепотками о ребятах, занимавшихся волонтерством в приходе. Я старался уклониться от этих разговоров – ведь многие знали, что я работал в Драгоценнейшей Крови Христовой летом и осенью.

Ник с Дастином тоже подошли ко мне в коридоре. Некоторое время Дастин пялился на меня в упор, потом пробормотал что-то своему приятелю на ухо. Мне казалось, я отовсюду слышал свое имя, но, когда я оборачивался, ко мне никто не обращался.

Мистер Вайнстейн дал нам письменную работу, но я весь урок смотрел на чистый лист, опасаясь обуревавших меня воспоминаний. Мистер Вайнстейн сидел в своем кресле, заложив руки за голову совсем как отец Грег, когда тот ораторствовал в своем кабинете, и это напомнило мне наш разговор в самом начале кампании. Отец Грег показывал мне фотографии, которые планировал использовать как агитационные материалы: дети радостно тянут руки на уроке, двое учащихся у компьютера, и один из них указывает на монитор с выражением восторженного узнавания на лице. Были и другие снимки.

– Знаешь, почему я люблю привлекать в проекты ребят вроде тебя? – спросил отец Грег. – Потому что ты совсем как они, а мне важно, чтобы дети помогали друг другу. – Он взял фотографию трех латиноамериканцев в белых лабораторных халатах и защитных очках. – Помогая другим, помогаешь себе.

Отец Грег много раз повторял это во время кампании, и я с готовностью верил, что обязательно получу за это награду. Отец Грег обещал и напоминал, что так заведено у Бога: «Ибо алкал Я, а вы дали Мне есть; жаждал, а вы напоили Меня; был странником, а вы приняли Меня».

А я ему верил, потому что хотел верить. Глядя на чистый лист на уроке мистера Вайнстейна, я думал, как на самом деле возникает вера. Она не поражает человека молнией, так что он падает с лошади и видит мир, враз расцвеченный яркими красками. Вера начинается с желания увидеть что-то в определенном свете, увидеть мир таким, каким тебе хочется его видеть. Почву для веры готовит желание, побуждая поверить, что тучи рассеются, причем рассеются специально для тебя. Тучи тоже нужны, потому что, когда они рассеиваются специально для тебя, это стимул, от которого появляется вдохновение и силы продолжать. Я верил в отца Грега. Он знал, чего я хочу, и убеждал меня в это верить.

Мистер Вайнстейн попросил сдать сочинения. Я протянул пустой лист. Джози оглянулась через плечо и спросила одними губами: «Что случилось?»

– Ничего, – ответил я.