Евангельские идеалы и исторические реалии церковного пути

Показательно, что на “соборе под дубом” Иоанна среди прочего обвиняли в отказе от насилия по отношению к язычникам и в отказе изречь анафему на Оригена. Златоуст вслед за св. Григорием Богословом исповедовал, что “тайна спасения для желающих, а не для насилуемых”. Свою паству он убеждал “подражать Христу, Который называет своим ближним не священника и не левита, а самарянина, отлученного от синагоги за учение, потому что он оказался милостивым”. Златоуст напоминал, что Павел в своих посланиях употребил слово анафема лишь дважды, и притом не относя его к конкретным лицам. “Апостолы и их преемники, – продолжал святитель, – действительно, получили власть отлучать от церкви, но обличая и отвергая ереси, никто из них не подвергал проклятию людей, не осмеливался произносить такого приговора. Поэтому и церковь, следуя их примеру, ежедневно возносит молитвы о всех заблуждающихся” (цит. по [3, стр. ЗЗЗ]).

Еще св. Василий Великий, ложно обвиняемый в аполлинаризме, писал: “у нас всегда так: кто нам неприятен, тот и не православен”. Проф. Попов комментирует эти слова: “таким образом, прием, столь распространенный в наши дни – сводить счеты с противником на почве догматических укоризн, имеет за собою почтенную давность” [3, стр. 388]. Еще одним противником и антиподом Златоусту был уже упомянутый выше Епифаний Кипрский. Он составил каталог ересей (“Панарий”), где анафематствованы среди еретиков даже греческие философы, жившие до Рождества Христова (например, Платон) и не имевшие никакого отношения к Церкви. Епифаний первым анафематствовал Оригена на Кипрском соборе, как “отца всех ересей”. Прибыв в Палестину, он бестактно потребовал от Иерусалимского епископа Иоанна анафемы на Оригена, а после того, как тот отказался, Епифаний вопреки канонам рукоположил в чужой епархии пресвитера (им оказался брат блаж. Иеронима, причем хиротония была совершена насильно: ставленнику связали руки и заткнули рот). Прибыв по наводке Феофила в Константинополь для борьбы с «оригенизмом», Епифаний точно так же вел себя и в столице: отказался от встречи и объяснений со Златоустом, требовал анафемы на Оригена, совершал в чужой епархии неканонические служения и рукоположения клириков. В отношении тех, кого он счел еретиками (по принципу: не анафематствовали еретика, значит, сами еретики) Епифаний не соблюдал ни канонических правил, ни моральных норм, ни человеческих приличий, публично шельмуя пастырей перед их паствой. Уезжая из Константинополя, он велел передать Златоусту свое «пророчество»: ты умрешь не епископом. И получил ответ: а ты не доедешь до дома. По горькой иронии судьбы, оба пророчества сбылись вскоре.

Но история борца против ересей на этом не закончилась. На иконоборческом соборе 754 г было зачитано письмо Епифания против икон и приведен в пример его поступок в Палестине, где он в чужом храме разорвал завесу с изображением Христа и отдал ее на погребение нищим. Таким образом, Епифаний оказался одним из очень немногих церковных деятелей прошлого, авторитет которых к VIII веку можно было использовать для оправдания иконоборчества. Формально говоря, Епифаний подпадал под анафему 7 Вселенского собора, как именно ругатель святых икон. К счастью, отцы того собора с ним так не поступили, извинив его слова и дела неведением и низким уровнем осознания этого вопроса в его времена. Но все же, слова Христовы, что какой мерой мерите, отмерится и вам, частично оправдались на нем. Он усердно искал ереси у других и по факту впал в ересь сам. При этом определенная связь между отношением к вочеловечению Христову, выражаемому в иконе, и пастырским настроем, не уважающим человеческой свободы, прослеживается. Антропологический минималист в качестве пастыря рвет пополам лик Христа, и таким же образом поступает с человеческой личностью пасомого. Характерно, что в другом своем труде, «Анкорате», Епифаний излагает историю мелетианского раскола в Египте в начале IV века с явным сочувствием к мелетианам, по сути, к таким же раскольникам ультра-правого толка, – в очевидном противоречии со св. Афанасием, хорошо знавшим этих людей и много пострадавшим от них. Для Афанасия «мелетиане» – это новые фарисеи, глубоко испорченные люди; для Епифания – это исповедники, которые лишь слегка «перегнули палку».

Добавим, что со времен Златоуста обвинение в ереси стало мощным средством в борьбе с конкурентами. По византийскому законодательству, ересь была приравнена к уголовному преступлению, и наказание за нее было соответствующим – тюрьма и ссылка.

Соперничество патриархатов

Дело Златоуста вскрыло еще одну больную тему, которая с тех пор и доныне доставляла много бедствий церкви, – соперничество патриархатов, борьба церковных кафедр за первенство чести и власти. Эта борьба часто приводила к церковным расколам, к разделению церковного народа, хотя, разумеется, прикрывалась борьбой за православие или за каноны.