Прочитав вопрос в его глазах, Билл быстро открыл тетрадку и нацарапал там: «Позже, хорошо?» Том машинально кивнул, хотя кровь бешено стучала в его голове и мешала думать. Он размышлял об этой части их разговора весь остаток субботы. Все воскресенье. И весь понедельник, начиная со слов Симоны, которая вернулась тогда со словами: «Том, вы опять нарушили правила…» Мама пыталась навести сына на мысль, спрашивала что-то про какие-то коллекционные машинки, но мальчик мог лишь отрицательно мотать головой. Он не помнил ничего. Он рыдал и клялся, что они с Биллом не делали ничего такого страшного. Симона успокаивала ребёнка и говорила, что верит ему. Но Том теперь затруднялся сказать — верит ли он сам себе?
Синяк на бледной мордашке друга выглядел свежим. Симона беспокоилась сильнее обычного. Головная боль снова вернулась. Кошмар продолжался, и Том вдруг ощутил желание схватить Мёрфи за шиворот и выбить из него признание силой. Как мог родной отец быть настолько жестоким, чтобы поднимать руку на своего ребёнка?
— Мистер МакГрат … Мне вам задать вопрос в третий раз? — миссис Кауфман сдула несуществующую пылинку со своей кофты и, проследив за ее мнимым полетом, уставилась на Тома поверх прозрачных очков-половинок.
— А? — очнулся Том.
— Я спрашиваю, сколько будет семью шесть?
— Сорок два… — плоско отозвался Том, — Сорок два это натуральное число между 41 и 43, оно является чётным двузначным числом. Сумма цифр этого числа равняется шести, произведение — восьми. Квадрат числа сорок два — одна тысяча семьсот шестьдесят четыре, это — пятое число Каталана. Так же известно, что сорок два — четвёртое меандровое число и седьмое открытое меандровое число. Сорок два — максимальное число кусков, на которые можно разрезать куб шестью плоскостями.
Том выдал краткую математическую справку, но учительница, предупреждённая об особых способностях, прервала его пламенную речь одним движением руки.
— Мистер МакГрат, достаточно, — учительница строго посмотрела на мальчика, — не отвлекайтесь больше, пожалуйста. И задержитесь после урока, мне нужно с вами поговорить.
И это только второй день. Том окончательно скис, растягиваясь на парте. Впрочем, миссис Кауфман была не единственная, кто сейчас смотрел на него с недоумением. Поглазеть обернулся весь класс, примерно двадцать пар глаз — все смотрели на Тома как на экспонат в музее. Все, кроме Билла. Тот выглядел скорее обеспокоенным или взволнованным.
Том отвернулся от него, продолжая яростно рисовать каракули в своей тетради. Что за дурацкий день! Он решил для себя, что поймает приятеля на большой перемене и уж тогда ему не отвертеться от допроса.
Дурацкая математика, за ней дурацкий английский и не менее дурацкая литература. Все они тянулись бесконечно долго. Билл упорно делал вид, что не замечает взглядов. Он сидел через проход и грыз кончик ручки, задумчиво записывая что-то с доски и периодически мечтательно вырисовывая в тетради рисунки, то и дело болезненно прикасаясь к лицу и прикрывая свою синюю щеку тонкой ладонью.
Как назло, все три маленькие переменки до обеда он скрывался в неизвестном направлении со скоростью ветра, будто бы избегая всякого общения и любых вопросов. Уроки заканчивались в два сорок пять — это было регулярное расписание на каждый день. Перемены длились не больше пяти-десяти минут и вокруг всегда находилось слишком много народу для того, чтобы поговорить без свидетелей.
Том в этот день попал под раздачу: сначала стайка хихикающих девочек, его одноклассниц, подошла к нему познакомиться. Потом он пролил на себя бутылочку с соком и пошел в туалет отмываться, убив на это все время. А под конец он и вовсе был оставлен после уроков руководителем группы. Миссис Кауфман посмотрела на ребят, покидающих класс, и остановила взгляд на Томе, когда тот пытался улизнуть, пробираясь мимо парт к выходу. Он слишком поздно понял свой прокол — двигался чересчур шумно и быстро, чтобы остаться незамеченным.
— Мистер МакГрат, когда я прошу остаться, значит, надо остаться, — миссис Кауфман строго указала на стул.
Том с сожалением проводил взглядом спины одноклассников, спешащих на школьный автобус, на занятия продленного дня или к своим родителям. Всклокоченный и чёрный затылок Билла мелькнул последним. Друг обернулся по пути:
— Я тебя в машине подожду, — одними губами прошептал он и тут же поспешил скрыться.
Это был день, когда Гордон вызвался забрать их обоих из школы — Билл обмолвился как-то, что он часто делал это. Тому совершенно не хотелось видеть этого маньяка, который избивал своего сына как бифштекс в мясной лавке, но делать, похоже, было нечего, Симона велела не сопротивляться.
Том страдальчески обернулся и поплёлся обратно. Он мрачно сел на стул перед учительницей, опуская пониже кепку.
— Мистер МакГрат. Я, конечно, наслышана от директора о ваших необычных талантах… Вы не могли бы снять головной убор, когда я с вами разговариваю?
Том послушался и стащил свой козырек.