— Малыш, Билл сказал, ты хотел его видеть, — услышал он мягкий голос матери.
Том повернулся, чтобы посмотреть на своего друга. Снаружи всё ещё шёл дождь и чёрные волосы Билла были слегка влажными.
— Да мам, — он улыбнулся слегка, с трудом принимая сидячее положение.
Билл прошел в комнату, оставляя за собой темные дождевые следы.
— Папа сказал, что я могу остаться с тобой на ночёвку, если ты разрешишь, — осторожно предложил он, когда за Симоной закрылась дверь.
Том искренне улыбнулся ему. Он хотел, чтобы Билл остался — он один не был заражен всей этой болезненной атмосферой сумасшедшего дома, в которой приходилось существовать последнее время.
Том подвинулся на кровати, чтобы Билл прошёл и приземлился рядом с ним. В его руках обнаружилась какая-то металлическая коробка, которую Том видел впервые. Она была похожа на бокс, где могли бы лежать конфеты, только немного шире.
— Что это? — Том кивнул на неё.
— Ты не помнишь, поэтому мне придётся рассказать тебе ещё раз. К сожалению, осталось не так много, мой отец всё разорвал, когда разозлился…
Том непонимающе свел брови.
— В общем.. — Билл открыл крышку. Из коробки на него вывалилось несколько листочков и карандашики. — Мои рисунки. Оставшаяся часть, — он перевернул листы, и у Тома от удивления приоткрылся рот.
— Постой, кажется, у меня есть ещё… — неуверенно произнес Том, потирая лоб. Он вспомнил что-то, смутно. Он все время хотел спросить Билла про ту картинку, что нашёл случайно у себя в дневнике.
Том потянулся за тетрадью и, открыв последнюю страницу, положил её между собой и другом. Там, на обложке, был приклеен красивый портрет, однажды выпавший из тетради, после второго провала.
— Точно. Ты сохранил его, — Билл расплылся в улыбке.
Том кивнул. В голову ему неожиданно пришла идея.
— Билл, а нарисуй мне что-нибудь? Что-нибудь хорошее… — он посмотрел на друга с надеждой.
Тот задумчиво погрыз кончик карандаша и прищурился.
— Хорошо, только нам обоим придётся посидеть спокойно некоторое время.
Том согласился. Тогда Билл отъехал к стенке и прислонился к ней, положив свою коробку на коленки, а лист сверху.
— О чём будет твой рисунок? — поинтересовался Том и подполз ближе к другу.
Он подумал с секунду и привалился к вертикальной поверхности, как и Билл. Глянув на худое угловатое плечо, маячившее возле его уха, Том положил туда голову, и Билл слегка замер от этого движения. Тонкие пальцы лихорадочно сжались на карандаше.
— Ну чего ты. Продолжай. Я тебе мешаю? — спросил Том, слегка сползая вниз, чтобы устроиться поудобнее. Билл был такой тёплый, дыхание рядом с ним начало успокаиваться.
Мальчик помолчал немного.
— Нет, ты мне не мешаешь, — немного хрипло пробормотал он, начиная делать первые штрихи.
— Так о чём будет твой рисунок?
— Об улыбке… — отозвался Билл. — Чтобы ты не забывал про неё, несмотря ни на что.
И Том действительно улыбнулся. Он был рад, что Билл вызвался пройти это нелегкое испытание с ним.
You’re the only one, who can pull me out, save me from myself.
_© Like a Storm.
========== 2005 год, 15 апреля, пятница. 8 лет спустя. ==========
С тех пор многое изменилось. Смерть меняет семью, даже такую маленькую, как у Тома. Для Симоны и её сына самым тяжёлым стала именно внезапная кончина мистера МакГрата. Они очень долго пытались смириться с его уходом, и даже по прошествии нескольких лет никто из них не мог сказать с уверенностью, что они разобрались в своих чувствах и сложившейся ситуации.
Время текло, будто река в тумане, бесконечно сменялись дни, но единственным просветом в этой тьме стало то, что со смертью Йорга прекратились и приступы Тома. Но доктор Брайтман всё равно посоветовал регулярно посещать клинику. Том посещал, стиснув зубы, каждый раз с неохотой преодолевая дальний путь. Около года он исправно делал то, что ему говорили, но не потому, что это помогало, а потому, что знал, как это важно для Симоны. Хотя временами ему отчаянно казалось, что действия врача бессмысленны: голова всё равно была полна дурными воспоминаниями и тревожными мыслями.
Однако, несмотря на нестабильное моральное состояние, провалы не вернулись ни через год, ни через два, ни через три. Это вселяло надежду на то, что болезнь всё же отступала. Миссис МакГрат надеялась, что сын немного успокоился, даже не получив нужных ему ответов. До поры до времени её домыслы лишь подтверждались. Брайтман часто спрашивал своего юного пациента о снах, о состоянии памяти, о дневнике и не обнаруживал никаких нарушений.