Эверс Охотники на дьявола

Что произошло в эти два часа — я не знаю и поныне. Впоследствии я несколько раз расспрашивал Сибиллу, просил ее написать, но она лишь закрывала руками лицо и вся начинала дрожать и трясти головой; я перестал говорить с ней об этом. Однако, должно было произойти что-то очень страшное, — это видно было по ее лицу: выражение навсегда застыло на нем; только теперь, когда оно загорело и покрылось морщинами, это стало менее заметно.

Я и Раймонди сделали все, что только в человеческих силах, для ее излечения, но ничто не помогло — она осталась калекой…

Вот история красавицы Сибиллы и ее бедного жениха…

Жандарм уже давно уехал. Было довольно поздно, но Франку Брауну не хотелось еще спать. Он сел за стол, хотя чувствовал, что не будет в состоянии работать.

Вдруг ему почудился шорох за дверью. Он прислушался, окликнул Терезу, но не получил ответа. У него было ощущение, будто кто-то стоит за дверью и хочет войти.

«Пусть приходит — я готов». Но прогнал эту мысль и рассмеялся. «Нервы!» — решил он и, чтобы успокоиться, взял книгу. Он перелистал уже несколько страниц, как снова услыхал за дверью возню. Он стал посреди комнаты и прислушался — действительно, кто-то возился с замком. Он подошел к двери и распахнул ее: никого! Но он явственно различил теперь, что шум идет от двери в спальню, задвинутую на тяжелый засов изнутри. Он сделал шаг вперед, но, увидав белую фигуру, с рукой на задвижке, — инстинктивно отскочил назад и захлопнул дверь на замок.

Подойдя к столу, Франк Браун достал свой браунинг и, убедившись, что револьвер заряжен, открыл предохранитель и снова направился к двери. Но не успел он сделать и одного шага, как задвижка отскочила, и дверь открылась настежь. В дверях стоял Пьетро Носклер. На нем была черная от грязи, промокшая насквозь рубашка; на черных волосах болтался сбоку белый ночной колпак. Голые ноги, покрытые черными густыми волосами, были облеплены навозом и грязью.

«Оригинальный костюм для визита», — подумал Франк Браун. Он окликнул Американца, но тот ничего не слыхал. Они пристально смотрел широко открытыми глазами прямо перед собой, ничего не различая. Франк приблизил к его лицу лампу — веки не дрогнули. Мистер Пьетро бродил ощупью, как в глубокой темноте.

Вдруг Американец остановился. Казалось, он очнулся. Он повернул опять к двери и ощупью вышел. Франк следовал за ним с лампой в левой руке и с револьвером в правой. Он видел, как Пьетро осторожно спустился по лестнице и вошел в ресторан. Здесь он нащупал буфет и достал длинный, остро отточенный нож для разрезания мяса. Нащупав большими пальцами острие, он широко осклабился, зажал крепко клинок в правой руке и опять осторожно поднялся по лестнице. На этот раз он прошел прямо в открытую дверь кабинета. Франк стоял в двух шагах от него и следил за каждым движением, готовый выстрелить в любой момент.

Но было ясно, что его ночной гость ничего не видит и не слышит. Пьетро потихоньку открыл дверь в спальню и направился прямо к кровати, нащупал руками клинок ножа и взял его в рот.

Свет от лампы упал в эту минуту на лицо Американца, — на нем была написана безграничная ярость.

Схватив рукой подушку, Пьетро с бешеной силой всадил в нее нож; еще раз высоко поднял он нож и снова всадил его в подушку; потом вытер глаза, словно желая стереть брызнувшую в лицо кровь.

И еще и еще он продолжал вонзать свой нож в подушку…

На его губах появилась улыбка блаженства; раза два он глубоко вздохнул и выронил нож. Потом спокойной, почти твердой походкой Пьетро направился к двери.

Франк Браун шел за ним до выхода и, остановившись в дверях, смотрел ему вслед, пока Пьетро не скрылся в темноте дождливой ночи.

Вернувшись к себе, Франк осмотрел постель: одеяла и подушки были насквозь исколоты, вдоль и поперек.

Только теперь он почувствовал страх.

— Для нас обоих лучше, что я не лежал здесь, — сказал он громко.

Босоногий, с белой шалью через плечо, с большим бумажными колпаком на голове и с деревянной саблей в руке, разгуливал по улицам глухонемой пастушок Джино. На короткой веревке он тащил за собой козу, у которой на шее, хвосте, рогах и ногах болтались большие бубенчики. Спину козы обмотали куском холста, к которому прикрепили большую куклу, усадив ее верхом, лицом к хвосту. Кукла была сделана довольно примитивно: из пакли и черных тряпок; две красные бусины изображали ее глаза. Пара рогов, длинный красный язык и зеленый хвост свидетельствовали, что она должна изображать дьявола.

Джино издавал какие-то хриплые звуки, поколачивая при этом своим мечом дьявола. Коза с испугу блеяла, и все ее одиннадцать бубенчиков звенели при этом.

Ребятишки и женщины бежали за ними гурьбой.

От времени до времени мальчик доставал из кармана записки и раздавал их окружающим. На них было написано:

«Сегодня вечером, равно в 8 часов, в помещении для собраний, Великая битва с дьяволом. Всех христиан просят сердечно пожаловать.

Пророк Илия».

— Пойдем туда, Тереза? — спросил Франк Браун.