— Нет! — не громче шепота, наверное, но мне кажется, что я кричу.
«Не согласен!» — наверное, падения в обморок на окклюменции и последующая боль в шраме хоть и недостаточно, но подготовили меня к тому, что я сейчас чувствую. Я все еще в сознании, хотя смерть начинает казаться притягательным местом. Там не так больно.
Просто не может быть так же больно.
«Если с тобой вместе… То я готов», — я отчаянно пытаюсь удержать сознание. От непрекращающейся пульсации шрама накатывает тошнота, в ушах стоит оглушительный шум.
Не падать в обморок, не падать…
Я не чувствую собственного тела — рук, ног, сижу я или уже лежу на полу. Я ощущаю его только как сгусток боли.
Пытка, несравнимая ни с чем, кроме разве что непрерывного Crucio… Сколько противились Лонгботтомы?.. Но я еще жив… Я еще мыслю…
Волдеморту, видимо, надоедает пререкаться — он обрушивает новый удар на мою защиту. Я не чувствую этого удара — только возникает ощущение, что стих сумасшедший морской прибой в ушах.
Мне некогда подумать, что это должно означать — я всего себя вкладываю в противоборство его напору.
Второй удар — из глаз сыплются разноцветные искры. Как мы глупо созданы… Ни на что не годимся при сопротивлении… Всего лишь раздражение нервных окончаний — а как больно…
Господи. Как больно…
Третий удар… держись, Гарри, держись, если не ты — то кто… кроме меня некому противостоять ему, мы оба знаем это…
Держаться…
Контуры внешнего мира начинают отдаляться, и я в отчаянии ищу чего-нибудь, возвращающего к реальности. Волдеморт больше не тратит слов, и теперь каждый удар сердца отдается болью в грудной клетке.
Защитным механизмам тела не справиться с его разрушительной мощью…
Я не рискую думать о том, сколько нужно выдержать. Если он не ограничен во времени, мне конец.
Мои зубы в который раз скользят по губам в попытке прихватить их, но срываются. Рот скользкий от мази, которую я нанес после завтрака на нижнюю губу, а поднять руку, чтобы прикусить кулак, нет сил. Да я и не уверен, что тело меня послушается.
Отвлечься на что-то настоящее… На физическую, внешнюю боль, которая напомнила бы, что я еще жив, а весь этот ад — не более чем ментальное вторжение, фантомный морок, которого нет на самом деле. Вцепиться зубами во что-то, что вернуло бы ощущение реальности вокруг.
Странно, у меня нет сомнений в его словах. Мне тоже кажется, что это конец. Кто смог бы справиться в одиночку с демоном, который не перед тобой, а внутри?
Но он не прошел в мое сознание. Я уйду с чистой совестью.
Я слышу тишину в голове и понимаю, что он собирается с силами. Следующего удара мне не пережить: призрачен Риддл или нет, я воспринимаю боль как реальную.
Сердце остановится, наверное.
Я в последний раз пытаюсь прикусить губу, чтобы умереть без стона — и мои зубы впиваются во что-то теплое.
Живое.
Я не отдаю себе отчета в том, что делаю, и сжимаю челюсти изо всех сил.
Кажется, это чьи-то пальцы, втолкнутые мне в приоткрытый рот. Я прокусил их до крови; этот солоноватый вкус внезапно подстегивает мою угасшую волю. Вкус крови на языке — и ощущение, что я больше не один. Будто кто-то обхватил меня сзади и прижал к себе.
Я слышу — если можно употребить это бледное слово — как о мое несчастное зеркало разбивается заклятие Риддла. Даже сквозь сомкнутые веки и отсутствие цветов я различаю, что оно ярко-зеленое. По пленке заклятия идет широкая круговая рябь, заставляющая меня содрогнуться от болезненного озноба, но зеркало остается целым.
Потом я выпрямляюсь — почему-то мне кажется, что кто-то упирает ладонь мне в спину — и выдыхаю вслух, невидяще глядя в пустоту:
— Пошел… вон.
И падаю назад, в тепло и ощущение безопасности, закрывая глаза. Наслаждаясь тишиной.
* * *
Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я открываю глаза. Я хочу встать, но ноги отказываются держать меня. К тому же мне довольно уютно, поскольку спина продолжает упираться во что-то теплое. В кого-то.
В кого?
Я предпринимаю героическое усилие и оборачиваюсь, не вставая с пола.
И встречаюсь взглядом со Снейпом. Темные глаза так близко, что я невольно моргаю, пытаясь сфокусировать взгляд.
Значит, это был он. Тогда получается…