Я протягиваю Луне руку, она неуверенно принимает ее и поднимается, не пошатнувшись, не изменив удивленно-отрешенного выражения лица. Я думал, мне придется направлять ее, но она уверенно идет к выходу, и мне остается только следовать за ней, не успевая оглянуться, чтобы проверить, смотрят ли нам в спины, идет ли за нами Гермиона. Даже захоти я, мне не удалось бы увидеть лица Снейпа. Может быть, он был среди приблизившихся. Я не обратил внимания.
* * *
За порогом школы, куда мы дошли очень быстро, потому что Луна почти бежала, я раздумываю, куда пойти. Еще не поздно, теплый вечер располагает к прогулкам, но мне хочется усадить ее куда-нибудь.
— За хижиной Хагрида есть поваленное дерево, Гарри, — напоминает рядом со мной подоспевшая Гермиона.
Верно. То самое дерево.
— Идемте, — я киваю, и Гермиона обходит Луну, чтобы она оказалась между нами.
Мы идем молча, внимательно следя за отсутствующим лицом нашей спутницы, и когда добираемся до места, я позволяю себе выдохнуть. Теперь можно приводить ее в себя.
Луна Лавгуд. Мой утешитель в прошлом году. Человек, пошедший со мной на риск. Мы как будто члены одной команды, пусть не каждый день общаемся. Я не мог оставить ее в Большом зале, на любопытство и сочувственные вопросы не знающих, что такое смерть, остальных.
— Луна, — говорю я, сажусь перед ней на корточки и беру в руки безвольную ладонь, — Луна, а помнишь, как ты доказывала, что журнал твоего отца стоит десятка газет вроде «Пророка»? Помнишь, как Рита Скитер писала свое интервью, а потом Амбридж бегала по школе и пыталась отобрать его?
Я сознательно делаю ей больно. Я хочу, чтобы она хотя бы всхлипнула. Видеть это бесслезное отчаяние невыносимо.
— Помню, — улыбается Луна, — я еще удивлялась, что ты интересуешь людей больше морщерогого кизляка. Это было странно.
— А помнишь, как ты сказала, что фестралов вижу не только я, а потом мы летели на них, и остальным казалось, что они мчатся в пустоте? — это воспоминание вызывает во мне эхо прежней боли, мы летели к смерти Сириуса, неотвратимо и скоро.
Луна продолжает отсутствующе расправлять складки юбки. Она больше не улыбается и молчит, все больше отдаляясь в этом молчании. Ее ладонь бессильно лежит в моей руке. Я поднимаю глаза к Гермионе, спрашивая помощи. Она стоит, прикусив верхнюю губу, и выглядит сейчас очень взрослой. Надо как-то вывести Луну из болевого шока, молча пытаюсь сказать я, и Гермиона кивает:
— Я понимаю, Гарри, — Луна даже не шевелится, словно ее нет здесь, реплика проходит мимо слуха. Гермиона замахивается и коротко бьет ее по щеке, так, что Луна вздрагивает всем телом и механически хватается за лицо:
— Вы что? — Это так по-детски, так беспомощно, что я скриплю зубами, а Гермиона заносит руку второй раз. Луна смотрит на нее с испугом: — Не надо, не надо… Гарри! — Она соскальзывает с бревна и прижимается ко мне, прячет лицо. А потом начинает обиженно всхлипывать. Я глажу ее по светлым волосам.
Постепенно всхлипы переходят в рыдания, не самые сильные, но достаточные для того, чтобы начать ощущать мир вокруг себя. Ладонь Гермионы ложится мне на локоть, и я поднимаю глаза:
— Угу?
— Вот, — подавленно говорит она, протягивая небольшой пузырек, — дай ей. А то, боюсь, от меня не примет.
— Ты молодец, — говорю я шепотом, обнимая Луну, все еще плачущую, но уже затихающую.
— Куда уж там… — она вздыхает и садится на древесный ствол, подпирая голову руками. Трет лицо, потом смотрит на нас, сидящих на траве: — успокоительное возьми.
— Сейчас. Луна, — говорю я осторожно, — ты должна кое-что сделать. Ты сможешь.
— Что? — ее голос абсолютно безжизнен, но это лучше, чем надрывное веселье последнего получаса.
Я не глядя протягиваю руку, и Гермиона вкладывает в нее пузырек:
— Выпей это.
— Зачем…
— Просто выпей, — Гермиона присаживается рядом, и Луна с недоверием косится на нее, — там только хорошие травы.
— Гермионины лекарства плохими не бывают, — подтверждаю я.
И они всегда на травах…
— Зачем… — слабо противится Луна, и я решительно говорю:
— Открывай рот. Давай.
Это срабатывает, она послушно осушает небольшую склянку, и Гермиона немедленно убирает ее за пазуху.
— Откуда у тебя с собой? — негромко говорю я, — ты же не успела никуда сбегать?
— Это мое собственное, — неохотно отвечает Гермиона, — экзамены на носу.
Ну да, а тут еще с Роном сложности.
— Спасибо, — говорит Луна внезапно и дотрагивается пальцами до ладони Гермионы. Та с недоумением разрешает взять себя за руку. — Я знаю, ты хотела как лучше.
Гермиона вздыхает, но смотрит по-прежнему прямо и открыто:
— Больно щеку?
— Нет, все в порядке. Правда. Ребята, — она прижимает ладони к вискам, — я теперь осталась совсем одна… Только двоюродная тетка в Монтане. Я не хочу ехать в Америку. Меня же не могут заставить?
— Конечно, нет, — говорю я, — ты будешь учиться в Хогвартсе до окончания. Не бойся.