Everything I am

И Гермиона не делает замечаний. Удивительное дело. Я подхожу ближе и кладу руку ей на плечо:

— Что же ты не заставляешь Джинни проводить время с пользой? — ответить Гермиона не успевает.

— Завтра квиддич, — сообщает наш капитан таким тоном, словно это все объясняет. Хотя верно — занятий все равно не будет. Джинни настороженно следит за мной глазами: — Гарри, ты готов? Ты на последней тренировке не был.

— Я думал, мы это уже выяснили, — отвечаю я ровно, — завтра мы играем с Хаффлпафом, начало в девять утра. Я помню. Ты хочешь проверить мою реакцию?

Она улыбается, улыбка получается не самая веселая, но искренняя. В конце концов, возможно, мне придется играть в квиддич до окончания школы. Я лучший ловец не только Гриффиндора, но и всех факультетов. И когда, черт возьми, это перестало меня радовать?

— Отлично, Гарри, — Джинни отворачивается. — Гермиона, — та кивает, не отрываясь от сочинения, и Уизли уходит наверх.

С лица Гермионы тотчас пропадает отсутствующее выражение, ему на смену приходит озабоченность.

— Поговорили? — шепотом спрашивает она, глядя на меня. Я киваю, надеясь, что она не будет углублять тему. Похоже, эта надежда читается по моему лицу, потому что Гермиона старается сделать взгляд беззаботным. — Долго тебя не было.

— Я гулял.

Гулял, стараясь не проклясть себя во время самоуничижительной речи.

Гулял кругами вокруг Дракучей Ивы, периодически подходя к ней слишком близко и отскакивая, когда какая-нибудь ветвь с шумом ветра в листьях неслась к земле, чтобы прибить меня.

Гулял, пока не перестало яростно гореть в паху, пока не перестало саднить губы, распухшие от укусов Финнигана.

Надо же, наш герой-любовник понял, что он би. И решил осчастливить меня этим фактом.

Я кривлю губы, забыв, что Гермиона наблюдает за мной, но она тактично делает вид, что не замечает.

Ну что же, удивить и осчастливить меня у него не вышло. Зато мне его точно удалось озадачить.

А что, Симус, если у меня и правда кто-то есть? Тебе в этом что-то не нравится? Может быть, я не хочу быть надеждой этого мира в одиночку!

Я знаю, что у меня нет никого… и никого не будет, однако ошарашенное выражение его лица стоило небольшой лжи.

Нет и не будет…

Друзья — это прекрасно, особенно когда они не ссорятся, как сегодня, но, во-первых, я не собираюсь рисковать ими, когда придется прощаться с привычной жизнью. В конце концов, они не обязаны, чего бы ни предписывала дружба, делить со мной возможную смерть. Я не позволю.

А во-вторых, Симус ведь не дружбу с кем-то имел в виду, не так ли.

Нет и не будет…

Я вздыхаю и желаю Гермионе спокойной ночи, хотя солнце еще не село, и иду в спальню. Сегодня у меня нет отработки — ее срок не истек, но делать в подземельях решительно нечего.

Я не буду туда спускаться. Вчера я и так превысил лимит наглости в общении со Снейпом на все оставшееся время учебы.

Что ж, я ходил туда, пока его не было, я все сделал — так пусть поправляется без угрозы для психики. Она у Снейпа, если судить по морщинам, и так не особо крепкая.

И я решительно отказываюсь сожалеть, что мне нечем занять время и руки.

Глава 13. Делай, что должен…

Квиддич… Ветер в лицо, гонка на метле, слушающей малейшие движения коленей, сияющий в лучах солнца шарик снитча.

Или грозовое небо, срывающиеся с крылышек мячика дождевые капли и мокрое древко метлы, не сорваться бы, не то что следить за игрой.

Или метель, и снег летит в глаза, и обжигающе-ледяной ветер дубит щеки…

Но всегда одно и то же — стоны болельщиков внизу, пронзительный голос комментатора, лица деканов противоборствующих команд на главной трибуне, застывшие в напряжении…

Я привык к квиддичу. За годы, что я учусь здесь, он стал неотъемлемой частью жизни, любимым видом спорта, игрой, которая позволяет легально помериться силами с другим факультетом — я очень люблю матчи Гриффиндор против Слизерина. Или любил…

Не знаю, что со мной творится с конца зимы. Не знаю, когда мне начало казаться, что все это напрасная трата времени и сил, которые можно было бы пустить на что-нибудь другое. Более нужное.

Дамблдор не раз сожалел о том, что «у тебя, мой мальчик, почти не было детства, хотя мы очень старались дать его тебе».

Старались, и то верно. Одиннадцать лет в чулане под лестницей — куда как счастливое детство. И потом — обрушившееся знание о том, что меня хотели убить при рождении, не смогли, но есть вероятность, что это досадное упущение будет исправлено.

Мой первый курс — и Волдеморт, симпатяга Квиррел, заговаривающий метлу на моем дебютном квиддичном матче… Подожженная мантия Снейпа, мы тогда именно его подозревали в попытке убийства…

Моего убийства… Снейп судил следующий матч — чтобы не позволить Квиррелу до меня добраться, а все решили, что он пытается подредактировать игру, подсудить своим слизеринцам…

Он был белым от ярости, когда матч почти сразу кончился, я схватил снитч, а на трибуне сидел Дамблдор, и бояться на самом деле было нечего, но Снейп ведь не знал, что директор придет…