Евгений, Джек, Женечка

Ещё меня обуревали совсем нерадостные думы — у меня тоже будет не одна кровавая попытка прорвать блокаду Матвеева, но мы с Джеком победим. Где тонко, там и рвётся, ведь так? А тонкое место у Матвеева как раз дети, которых он только развлекал и понятия не имеет, как их обслуживать сутки напролёт. Бабушка Люба, кстати, тоже этого не знает. Вернуть няню не получится — ее уже передали знакомым. Найти новую — большая проблема. Сбагрить детей обратно матери куда ведь проще! Будем на это надеяться! Ну а мне нужно просто показать ему, что с новым мужем у меня все прекрасно. Это ведь будет просто сделать. Правда, Сомов?

Оба Жени гуляли по танкам. Один понизу, другая поверху… Мы тут тоже когда-то лазили. Правда, тогда танки не красили… Или мы не замечали свежей краски. Мы многое в детстве не замечали, и жилось как-то проще, а теперь везде и всегда нужно держать лицо. Даже если оно фальшивое. С накладными усами, как у Тараканища.

— Ну что? Поехали? — спросил Джек мою дочь, оставив у груди после того, как снял с пьедестала.

И моя дочь ответила, точно камнем в него метнула:

— К папе?

— К папе, — ответил Джек сквозь стиснутые зубы, спустив ее с рук.

Я молчала. Губы тряслись. Закусывание не помогало. Сейчас я несказанно радовалась, что за рулем Джек. У него внутри тоже должно все кипеть, но на помощь пришла профессиональная выдержка. А моя расплавилась на горячей сковородке, точно масло, в котором, по мнению моего бывшего муженька, я всю жизнь каталась. Не понимает, козел, каких трудов мне стоило держать марку идеальной жены. Идеальной для него, а не в моих собственных глазах. На что я потратила свою жизнь? На что?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍У вокзала не припарковаться, как и в Москве. Джек скинул нас и попросил позвонить, как освобожусь. Так и сказал, а потом прикусил губу. И язык, наверное. Вот же сказанул! Освобожусь… От детей. Отвёл глаза, осознав, что сморозил.

Я держала за руку только Женечку. Ярослав шёл рядом с полными руками. Переноска с котом била его по груди. Ну и папочку, который ждал нас на перроне, она ударила тоже, но уже ниже пояса.

— А это что?

— Это не что, а кто, — ответила я грубо. — Гарфильд или Его величество Рав Четвертый, — поймала я улыбку сына.

— Может кошка остаться с тобой?

— Это кот. И ты уже оставил на меня собаку. И это кот Ярослава.

— И мой! И мой! — запрыгала у меня на руке Женечка.

Я победоносно взглянула на ее отца.

— Слава, я не могу взять кота.

— Можешь. Переноска стандартная, отвечает всем требованиям по перевозке животных. Но ты можешь оставить кота с его хозяином. Ярослав, остаёшься?

Сын воспринял перепалку родителей, как шутку. Усмехнулся.

— Слава…

У Матвеева впервые в жизни закончились аргументы, хотя у меня в запасе было припасено море контраргументов.

— Ярослав знает, как заботиться о коте. И все причиндалы у него с собой. И еда на первое время. Вы там на месте разберётесь.

— Слав, пристрой кота…

— Слушай, Влад, это кот твоих детей. Пристраивай уж всех сразу.

— У тебя дурацкие шутки. Совсем не к месту.

— Так я и не шучу. Не справишься, звони. Я приеду и заберу всех.

— Мама, ты едешь с нами? — дернула меня за руку дочь.

Точно за нерв. Обнаженный, и я обрадовалась, что лето, и на глазах темные очки. Только бы слёзы не вытекли за пределы стёкол.

Я присела подле Женечки.

— Я не могу. А кто с Берькой гулять будет?

— Дядя Женя.

— Он не может один.

— Он может. Он все может.

Даже меня поддержать. Тогда, когда ноги перестают это делать. Я прижала дочь к груди, уперлась подбородком в ее хрупкое плечико, чтобы не застучать зубами. Больно… Как же больно!

— Я скоро приеду. Слушайся бабушку…

— Не хочу к бабушке…

— Надо. Она тебя ждёт. Я скоро приеду. К тебе…

Чуть не сказала — за тобой. Что было бы правдой. Но сейчас эта правда никому не нужна. Влад не встревал в разговор — возможно, боялся накалить атмосферу ещё больше. Ему сейчас четыре часа держать оборону самому. Я могу только злорадно ухмыльнуться. Возможно, это поможет не разреветься. Нужно быть сильной. Я ведь родом из настоящего города-героя.

С Ярославом мы обнялись походя. Даже если он и хотел большего, то перед отцом решил играть во взрослого. Пусть поиграет. Может, скоро надоест.

— Легкой дороги!

Я не стала дожидаться отправки поезда. Легкой дороги на дачу у меня не будет. Мне бы сохранить легкой походку хотя бы до вокзальных дверей. За ними меня ждёт город. Пустой. Хоть в нем и есть Джек. От которого я впервые нахожусь на расстоянии телефонного звонка.

69. Мухи

Час мы, кажется, не разговаривали. На вопрос «Ты как?» отвечать не хотелось. Других у Джека не нашлось. Для меня. Сам он, наверное, задавался не одним вопросом, а тысячей и одним: о том, как нам жить дальше.

На даче нас ждал новый сюрприз, пусть и ожидаемый. Под Берькин вой мы сняли с калитки записку от соседей с просьбой не запирать собаку.

— Я сам схожу к ним, — сказал Джек, когда я открыла дом и выпустила ненормального, впервые оставшегося без надзора, пса. — С собакой.

Джек взялся за поводок. Я — за голову.