Не умещаясь в жестких догмах,передо мной вознесенав неблагонравных, неудобных,святых и ангелах стена.Но понимаю, пряча робость,я, неразбуженный дикарь,не часть огромной церкви — роспись,а церковь — росписи деталь.Рука Ладо Гудиашвилиизобразила на стенелюдей, которые грешили,а не витали в вышине.Он не хулитель, не насмешник,Он сам такой же теркой терт.Он то ли бог, и то ли грешник,и то ли ангел, то ли черт!И мы, художники, поэты,творцы подспудных перемен,как эту церковь Кошуэты,размалевали столько стен!Мы, лицедеи-богомазы,дурили головы господ.Мы ухитрялись брать заказы,а делать все наоборот.И как собой ни рисковали,как ни страдали от врагов,богов людьми мы рисовалиИ в людях видели богов!1958
Примечания:
Роспись церкви Кошуэты начата была Ладо Гудиашвили по заказу духовенства; осталась незаконченной из-за протеста заказчиков, возмущенных его манерой изображения святых. Примеч. автора..
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.
Вагон
Стоял вагон, видавший виды,где шлаком выложен откос.До буферов травой обвитый,он до колена в насыпь врос.Он домом стал. В нем люди жили.Он долго был для них чужим.Потом привыкли. Печь сложили,чтоб в нем теплее было им.Потом — обойные разводы.Потом — герани на окне.Потом расставили комоды.Потом прикнопили к стенеоткрытки с видами прибоев.Хотели сделать все, чтоб онв геранях их и в их обояхне вспоминал, что он — вагон.Но память к нам неумолима,и он не мог заснуть, когдав огнях, свистках и клочьях дымалетели мимо поезда.Дыханье их его касалось.Совсем был рядом их маршрут.Они гудели, и казалось —они с собой его берут.Но сколько он не тратил силы —колес не мог поднять своих.Его земля за них схватила,и лебеда вцепилась в них.А были дни, когда сквозь чащи,сквозь ветер, песни и огнии он летел навстречу счастью,шатая голосом плетни.Теперь не ринуться куда-то.Теперь он с места не сойдет.И неподвижность — как расплатаза молодой его полет.1952
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.
Вальс на палубе