Евгений Иванович Якушкин (1826—1905)

Ивану Дмитриевичу, так же как и другим старикам-декабристам, было запрещено проживать в Москве, но на некоторое время он остановился у сына. Постоянно бывали у него и другие декабристы, которым Евгений и его друзья помогли завести новые обширные знакомства и вообще войти в круг неизвестного им общества. В свою очередь старые герои произвели огромное впечатление на людей круга Евгения, поразив их своей бодростью, энергией, неувядающей молодостью, верностью прежним идеалам. «Видал возвратившихся из ссылки декабристов, — записывает в дневнике А. Н. Афанасьев, — и удивлен, что люди, так много и долго пострадавши, могли так сохранить своп силы и свежесть чувства и мысли».^{47} Между тем здоровье декабристов было уже сильно подорвано пережитыми лишениями, а Иван Дмитриевич был опасно болен — цинга, ревматизм, болезнь сердца — все это требовало серьезного лечения. Однако все просьбы были тщетны — больного старика выдворили из Москвы. Евгений писал по этому поводу И. И. Пущину: «III отделение сделало все, чтобы раздражить меня против правительства».^{48} Приют Ивану Дмитриевичу дал его бывший товарищ по Семеновскому полку И. И. Толстой. В его имение Новинки Евгений и привез больного отца. Ф. Н. Глинка откликнулся на это событие стихами. Вспомним, — писал он, — Новинки,

Где у семьи благословенной,
Для дружбы и родства бесценной
Умом и доблестью сиял
И к новой жизни расцветал
Якушкин наш в объятьях сына.
Когда прошла тоски година
И луч надежды обещал
Достойным им — иную долю…^{49}

Но несмотря на нежные попечения семьи Толстых, Ивану Дмитриевичу становилось все хуже. Имение было расположено в сырой местности, да и квалифицированной медицинской помощи не было, и вот в июне 1857 г. Евгений, несмотря на запрещение, привозит отца в Москву. Но было уже поздно. 11 августа 1857 г. старый декабрист скончался. На его похоронах были некоторые из вернувшихся декабристов и члены их семей и, конечно, весь дружеский круг Евгения. Шпион III отделения, снаряженный наблюдать за похоронами, доносил по начальству: «Его гроб провожали Батенков, Матвей Муравьев и многие свежие его московские друзья: видно, число завербованных было уже довольно значительно, потому что для них было заказано 50 фотографий покойного. Кажется, полиция понятия не имеет об этой новой закваске. Увидим через пять лет, что из нее выйдет».^{50} Поминки были устроены у Никулина, на них, естественно, присутствовал весь его кружок. Перепуганным блюстителям порядка уже мерещился новый заговор, притом заговор, инспирированный декабристами. Молодые люди, друзья Евгения, действительно приступили к конспиративной деятельности, но она была связана прежде всего с их участием в вольной русской печати.

В 1858 г. вся эта молодежь группируется вокруг нового московского журнала «Библиографические записки», созданного по инициативе Афанасьева и Полуденского. Активное участие в редакционных делах принимали Евгений Якушкин и Петр Ефремов. Официально журнал числился за Н. М. Щепкиным, так как Афанасьев и Полуденский как служащие в архиве Министерства иностранных дел не имели права заниматься издательской деятельностью. В 1861 г. редактором журнала стал В. И. Касаткин (тоже негласно). На страницах «Библиографических записок» было опубликовано большое количество статей и материалов по истории русской литературы и общественной мысли, в том числе множество ранее находившихся под запретом. Особенно выделяются пушкинские материалы. За три года существования журнала в нем было помещено несколько десятков статей и публикаций, относящихся к Пушкину. На его страницах увидели свет и два первых в России библиографических указателя, посвященных великому поэту, — «Что писано о Пушкине» и «Переводы сочинений Пушкина» Г. Н. Геннади.