Читаем Евгений Иванович Якушкин (1826—1905) полностью

Я познакомился с Батеньковым через восемь лет по освобождении его из крепости, по следы долгого в ней пребывания были в нем очень заметны. Он не мог хладнокровно видеть затворенных в комнате дверей, и когда по возвращении из ссылки он останавливался у меня, в Москве, то никогда не затворял на ночь дверей своей спальни. Вследствие долговременной отвычки от разговора, употребляемые им выражения иногда были недостаточно ясны, хотя общий смысл их был понятен. Он часто задумывался, и его лицо сохраняло почти всегда суровое выражение, хотя в сущности он был человек очень добрый. На умственные способности Батенькова крепость не имела никакого влияния: он был человек замечательно умный и в его интересных рассказах характеры знакомых ему лиц обрисовывались им необыкновенно топко. В обществе он избегал обсуждения политических вопросов, но когда мы оставались вдвоем, он свободно высказывал мне свои убеждения, ничем не стесняясь. Разговор мой с ним нередко касался его отношений к Сперанскому. Он всегда говорил о нем с глубоким чувством любви. Привожу отзыв Батенькова об этом замечательном государственном человеке, записанный мною вскоре после того, как он был высказан.

«Сперанскому, — сказал мне Батеньков, — я всем обязан, даже и тем, что я в Сибири. Первый раз, когда я его увидел, меня поразила определенность, с какою он говорит. Этого не встречается у нас почти ни в ком: обыкновенно ставят слово, какое попадется, не думая о точном его значении. Сперанский, напротив, строго определял и слово, и мысль, которая в них заключалась. Сперанского даже и в наше время немногие понимали, он шел впереди своего времени.

Его все считают честолюбивым человеком, между тем как в нем не было и тени честолюбия. Это мнение основано на его жизни по возвращении из ссылки, но забывают, что эта ссылка продолжалась и в Петербурге, что ему нельзя уже было действовать; у пего по-прежнему были скованы руки, а потребность действовать была страшная. Он был человек твердых убеждений, нисколько не жалевший себя для дела. За убеждения свои он готов был идти и в ссылку, и в каторжные работы. Он ничего бы не побоялся; но если Вы видите в нем потом другого человека, то не потому, что он действовал из страха, по потому, что он видел, что не мог действовать, не сделав уступок. Врагов у него было много; я помню, раз у меня был с ним разговор о возможности ссылки: «Ну что ж, — сказал оп, — наденут колодки и поведут, что за важная вещь колодки, да они и стоят всего два с полтиной, чего же их бояться?». Вы знаете, что главною причиной гонения против него было то, что он попович: всех ужасно оскорбляло, что попович имеет такое влияние на государственные дела, по Вы, может быть, не знаете, какое уважение имели к его характеру и уму. Когда его вернули из Сибири, то к нему тотчас же приехали все посланники, весь дипломатический корпус. И точно, он был неизмеримо выше всех своих современников и по характеру, и по уму».

Батеньков умер в Калуге в 1863 г.

Предисловие к первому выпуску «Обычного права»[11]

Невыгодные условия, в которые поставлена в провинциальном городе всякая библиографическая работа, могут до некоторой степени служить извинением недостатков, встречающихся в моем труде.

Несмотря на всю неполноту собранных мною материалов, я решился их напечатать, зная, что никто из стоящих в лучших условиях не приступил до сих пор к составлению библиографического труда по обычному праву, и думая, что мой труд, при всех его недостатках, может принести некоторую пользу.

По русскому обычному праву мною указано около 1000 книг и статей, более трети которых касается свадебных обрядов и обычаев. Свадебные обряды давно были описываемы с большою подробностию и потому первые сделались в области обычного права предметом ученой обработки, превосходный образец которой представляет статья К. Д. Кавелина, написанная по поводу сочинения А. И. Терещенки «Быт русского парода». Статья эта послужила основанием всем последующим трудам по этому предмету и до сих пор не утратила своего значения, несмотря на то что в последнее время сравнительное исследование свадебных обрядов западными учеными привело к новым выводам. Выводы эти известны всякому, имевшему в руках сочинение Лэббока «Начало цивилизации», переведенное два раза на русский язык; поэтому было бы излишне распространяться о них подробно.

Одною из древнейших форм брака признается в настоящее время та, при которой существовала общность жен.[12]

Смененная личным браком, общность жен долго оставалась еще под покровительством религии. Свобода половых сношений считалась угодною богам; отвергнутая семейною жизнью, опа нашла приют при храмах или приурочилась к религиозным праздникам. Древний обычай был так силен, что даже и тогда, когда он потерял покровительство религии, свобода половых сношений долго не считалась развратом, и женщины, отдававшиеся свободно всякому, пользовались особым уважением.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза