Читаем Евгений Иванович Якушкин (1826—1905) полностью

Блестящие способности Батенькова, неутомимость его в работе, основательность его трудов и, может быть, всего более одинаковость нравственных понятий сблизили с ним Сперанского. Между молодым инженером и сибирским генерал-губернатором установилась такая тесная связь, что Батеньков по возвращении его в Петербург в 1821 г. поселился у Сперанского и при помощи последнего был назначен производителем дел в сибирском комитете и членом совета военных поселений. Внимание, оказываемое Батенькову всесильным в то время гр. Аракчеевым, обещало ему блестящую служебную карьеру. Современники Батенькова считали его очень честолюбивым человеком; на эту черту его характера указывает и «Донесение следственной комиссии». Но если он и действительно предавался честолюбивым мечтам, им не суждено было сбыться. В конце 1825 г. он принужден был оставить службу в совете военных поселении, а в последних числах декабря этого года был арестован, обвинен в заговоре против правительства и приговорен к 20-летней каторжной работе. Из «Донесения следственной комиссии» видно, что хотя он и не был членом тайного общества, но сблизился со многими из заговорщиков, высказывал полное сочувствие их планам и ободрял их к действию.

Батеньков не был сослан в Сибирь в каторжную работу. Он был отвезен в форт Свартгольм, находившийся на Аландских островах, затем обратно привезен в Петропавловскую крепость, где и пробыл 20 лет в одиночном заключении. Камера Алексеевского равелина, в которой содержался Батеньков, была 10 аршин в длину и 6 в ширину, при 4-аршинной высоте. Страже было запрещено говорить с заключенным. Ежедневно, утром и вечером, в определенные часы, в камеру входил офицер наведаться о здоровье арестанта и спросить, не надо ли ему чего; но офицер этот не вступал ни в какие разговоры и не отвечал ни на какие вопросы. Первое время Батеньков находился безвыходно в запертой камере. В этой же камере его лечили, когда он был болен; в нее же, великим постом, приходил священник исповедовать и приобщать св. тайн заключенного. Такой порядок содержания в крепости, как узаконенный, соблюдался строго, но во всем остальном к заключенному относились крайне внимательно. Батеньков мне рассказывал, что когда он убедился, что не скоро освободят, то, желая сохранить здоровье, страдавшее уже от недостатка движения, он отказался от мясной пищи. Ему стали тогда подавать очень хороший обед, без мясных блюд, нередко приносили ему любимые им фрукты, а иногда и конфеты; по его просьбе давали ему также легкое французское вино пли рейнвейн. Во время болезни уход за ним был очень внимательный. Летом, в хорошую погоду заключенного выводили под караулом на некоторое время в садик Алексеевского равелина. Здесь Батеньков посадил однажды зерно из съеденного им яблока и к концу заключения мог уже отдыхать под тенью яблони, выросшей из этого зерна. По прошествии первых трех лет заключения в крепости, Батенькову было дозволено прохаживаться по коридору, прилегающему к дверям его камеры и постоянно охраняемому часовыми. Ему давали и книги, по исключительно набожного содержания. По его просьбе ему принесли Библию на нескольких языках, изучение ее не только историческое, но и филологическое было его постоянным занятием в крепости. Языков еврейского, греческого и латинского он ранее совершенно не знал, но через сличение текстов полиглотной Библии, он наконец дошел до того, что свободно читал ее на этих языках. Есть указание, что он занимался в крепости математикой, по занятие это могло состоять только в умственном решении математических задач, так как у него не было ни бумаги, ни чернил. В продолжение долгого заключения были минуты, когда умственные занятия по в состоянии уже были успокоить расшатавшиеся нервы. По словам Батенькова, иногда через два, иногда через три года он требовал бумаги и чернил, чтобы написать письмо государю. Он мне подробно рассказывал содержание некоторых из этих писем. Опп состояли из общих рассуждений о правительстве. Вслед за отдачей каждого письма содержание Батенькова в крепости делалось более строгим и затем мало-помалу опять смягчалось.

В феврале 1846 г. Батеньков был по высочайшему повелению отправлен из крепости на поселение в г. Томск. В первый день по прибытии в этот город Батеньков был очень озабочен приисканием квартиры, так как домовладельцы опасались иметь у себя такого ссыльного постояльца, по на другой день Н. И. Лучшев сам предложил ему переехать к нему в дом. В семье Лучшевых Батеньков прожил в полном спокойствии 10 лет, до самого выезда его из Сибири; семья эта сделалась как бы его родной семьей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза