Евгений Иванович Якушкин (1826—1905)

Внешность Ивана Дмитриевича хорошо известна но портретам. По представляют интерес и словесные описания ее, сделанные людьми, знавшими его в Сибири. Вот как описывает его художник М. С. Знаменский, сын его соратника по просвещению края отца Стефана: «Гость был в легонькой шубе с коротеньким капюшоном, в остроконечной мерлушечьей шапке на маленькой голове, нос у него был острый с горбинкой, глаза темные и быстрые, улыбающийся красный рот».^{30}Тот же Знаменский дал описание квартиры Якушкина, в которой он жил все свои ялуторовские годы: «Комната его скорее всего походила на каюту. Стены были обтянуты черным коленкором. На черном фоне резко выступал в переднем углу артистической работы бюст красивой женщины — его жены. Между окнами, над письменным столом висели два детских портрета. Это были его дети. Выше — книжная полка, барометр, изваяние из меди — работа старых великих мастеров Италии. Вот и все украшения его скромного жилища».^{31} Это описание дополняют воспоминания А. П. Созонович. «Якушкин нанимал у Родионовны верхний этаж ее маленького деревянного домика в две комнаты… В первой комнате между двумя окнами стоял письменный стол на двух шкафиках, вольтеровское кресло с круглой ножной подушкой, два складных стула, этажерка, маленький диванчик… Вся мебель была выкрашена черной краской под лак и обтянута, как и стены, темно-серым коленкором… Родионовна, как и большая часть сибирячек, обладала проворством, чистоплотностью и поваренным искусством, поэтому он имел дома здоровый и вкусный обед, и квартира его, светлая и теплая, всегда щеголяла необыкновенной опрятностью».^{32} Как характерную для Якушкина черту надо отметить следующее: после отъезда из Ялуторовска Иван Дмитриевич продолжал высылать своей хозяйке плату за квартиру (45 р. в год, что при тогдашней сибирской дешевизне было заметной суммой в бюджете простой женщины), а когда он умер, эти деньги до самой смерти Ларионовой высылал Евгений.

Во дворе дома Иван Дмитриевич установил столб для метеорологических наблюдений, чрезвычайно смущавший местных жителей, которые вообще склонны были поначалу считать его колдуном как за столб, так и за его ботанические экскурсии по окрестностям и даже… за катание на коньках, которое было тогда неизвестно в Сибири. «Но вместе с тем, — как отмечает та же Созонович, — перед ним благоговели за чистоту его безупречной жизни и безграничную любовь к ближнему, благодетельно отражавшуюся на всех, кто бы ни встречался на его пути».^{33} Декабрист Н. С. Басаргин отмечал: «Иван Дмитриевич Якушкин по своему уму, образованию и характеру принадлежал к людям, выходящим из ряда обыкновенных. Отличительная черта его характера была твердая, непреклонная воля во всем, что он считал своею обязанностью и что входило в его убеждения. <…> Имея очень ограниченные средства, он уделял последние на помощь ближнему».^{34}

Евгений Иванович Якушкин.

Рис. К. Мазера. 1841 г. Публикуется впервые.

Вот таким человеком, к тому же постоянно окруженным детьми, увидел Евгений своего отца. Эта встреча и знакомство с декабристами — Пущиным, Муравьевым-Апостолом, Батеньковым, Оболенским и другими старыми героями — во многом определили направление научной и общественной деятельности Евгения Ивановича. Он становится одним из первых в России собирателей и публикаторов декабристских материалов, а также фотографом и литографом, изготовителем портретов декабристов и распространителем их (о чем еще будет рассказано). Известно также, что большая часть мемуаров декабристов появилась на свет только благодаря его настояниям.

На декабристов Евгений Иванович произвел не просто хорошее, а, можно сказать, сильное впечатление. Он был принят как равный в «ялуторовскую семью», стал казначеем «малой артели» и руководил ею до смерти последнего из декабристов. Надо полагать, что в эту поездку он решил совместно с отцом и вопрос об освобождении крестьян в их Жукове.