Евгений Шварц. Хроника жизни

Зато, судя по воспоминаниям Владислава Андрушкевича, режиссера Нового ТЮЗа, Шварц будто бы предлагал «Дракона» Борису Вольфовичу Зону. «В Новосибирске, в страшный морозный день, — рассказывал он на вечере памяти Евгения Шварца в Театральном музее в 1971 году, вероятно, намерзшийся в Сибири на всю оставшуюся жизнь, ибо на самом деле действие происходило в июле, — в те военные годы, как-то пришел ко мне Евгений Львович (в городе он был проездом) и стал рассказывать о своей новой пьесе, у которой ещё нет твердого варианта последнего акта. «Читал Акимову — ему очень нравится, хочет ставить, но он куда-то не туда меня тянет. Сегодня показал Зону, а он тянет в другую сторону». Всем известно, что Н. П. Акимов и Б. В. Зон были самые близкие его друзья, как в творчестве, так и по человеческой линии. «Я, — говорит, — спрашиваю Зона: мне нужен режиссер, который по своему почерку был бы между тобой и Акимовым. И кого, ты думаешь, он назвал? Тебя. Вот я и пришел с предложением». К моему великому огорчению, я не смог по независимым от меня причинам поставить «Дракона» и оправдать доверие своего учителя Б. В. Зона и не подвести любимого автора, но до сих пор ещё живу с этой мечтой».

Скорее всего, то была шутка, очередной розыгрыш Е. Ш. Во-первых, потому, что, разочаровавшись в Зоне и теперешнем состоянии театра, он вообще не стал бы предлагать Зону никакую свою пьесу; а во-вторых, он вез в Сталинабад лишь первый акт «Дракона», а дописывал пьесу уже там. Вероятно, и обсуждение с Зоном, кому дать пьесу, Е. Ш. тоже придумал.

Потом поезд полз на юго-запад, и вот 24 июля Шварцы в Сталинабаде, столице Таджикской ССР. И Наташа с ними.

Город поразил Евгения Львовича, тоже намерзшегося в Кирове, родной южной стихией. Но природа — природой, а люди и животные другие. «Юг, масса зелени, верблюды, ослы, горы, — записал он в дневнике 3 августа. — Жара. Кажется, что солнце давит. Кажется, что если поставить под солнечные лучи чашку весов, то она опустится. Я ещё как в тумане. Собираюсь писать, но делаю пока что очень мало… Хочу поездить, походить по горам…».

Получили жилье — ул. Пушкина, 49, кв. 2.

Шварц, действительно, приехал «с товаром» — привез почти законченную переработку «Голого короля». Но то ли Акимов отболел «Принцессой и свинопасом», то ли до сих пор в нем оставался неприятный осадок от её запрета, он от Шварца потребовал «Дракона», первое действие которого он читал в театре ещё до войны.

Но уже в августе Акимов вынужден был уехать в Москву, и оставил Евгения Львовича вместо себя — исполняющим обязанности художественного руководителя театра. «Когда мне приходилось уезжать по делам в Москву, — вспоминал Николай Павлович, — а эти поездки по условиям того времени длились не менее месяца, он оставался моим официальным заместителем, ответственным за порядок, дисциплину и успехи театра. Должность директора театра, которую ему фактически приходилось выполнять, была, пожалуй, самая неподходящая из всего, что ему случалось делать в жизни.

Доброта, деликатность и душевная нежность этого замечательного человека не мешали ему в своих произведениях энергично бороться со злом в больших масштабах, но сделать замечание отдельному человеку он был не в состоянии. А такой коллектив, как театр, к сожалению, иногда требует в лице отдельных своих представителей строгого обращения. И все-таки я не мог жаловаться на своего заместителя, вернее, на результаты его деятельности во время моих отлучек, хотя достигал он этих результатов своеобразным, одному ему присущим способом: он настолько огорчался всякой неполадкой и проступком, что наиболее «закоренелые», в театральных масштабах измеряя, нарушители боялись огорчить такого хорошего человека».

Но на этот раз Акимов отсутствовал почти два месяца. В архиве Шварца сохранилась записка Лидии Сухаревской (как один из примеров его деятельности в качестве зама Акимова): «Евгений Львович, дорогой, пожалуйста, простите мою неявку на читку. Всю ночь после спектакля я собирала Тенина и, проводив его, прилегла чуть-чуть и проспала. Отчаянно была утомлена. Затем ещё вопрос. К Вам зайдет Алексей Васильевич (с Ташкентской киностудии) с просьбой отпустить меня на пробу в Ташкент. Сроки небольшие, а в театре сейчас я, по-моему, долго гуляю. Как Вы смотрите на это дело? С приветом Л. Сухаревская».

И Шварц «простил» и, проверив занятость артистки в спектаклях, отпустил её в Ташкент, где её пробы на роль Лотты в «Человеке № 17» прошли вполне удачно. А Борис Тенин уехал на съемки фильма «Здравствуй, Москва!», где он сыграл роль Писателя.

Вообще, артисты театра много снимались тогда в картинах Союздетфильма, благо не надо было никуда ездить.