Евгений Шварц. Хроника жизни

Поступил я завлитом в Кировский Облдрамтеатр, который, очевидно, в результате этого, делает полные сборы. Других причин я не могу найти. Работать там оказалось приятнее, чем я предполагал. Приехал новый худрук, Манский. Он много лет был худруком в Ярославле, потом ушел на войну, был ранен, демобилизован и направлен сюда. Он оказался человеком хорошим. Да и вся труппа — в общем ничего себе. Пока что я не жалею, что работаю у них. И когда артистка Снежная, поссорившись с кем-то из иждивенцев, кричит в коридоре общежития: «кончилось ваше царствие» — я не расстраиваюсь. Меня это не касается. Зарплаты мне положили шестьсот рублей.

Я тут сделал следующее открытие: мелкие периферийные неприятности хуже артобстрела. Они бьют без промаха. Если не верите, приезжайте к нам и поживите зиму-другую. И все же — несмотря ни на что — я больше и больше склоняюсь к мысли о Ленинграде. Я не укладываюсь, но с нежностью поглядываю на чемоданы. Я ужасно боюсь, что когда можно будет ехать, сил-то вдруг не хватит. Впрочем, это мысли нервного происхождения. Работа над «Голым королем» приостановилась. Не могу я тут больше писать. Хочу писать в боевой обстановке.

В общем, все идет помаленьку. Конечно, мы будем ждать, далеко забираться мы не собираемся, но провести ещё одну зиму в Кирове — невозможно. Пишите, пожалуйста, длинно, подробно. Каждое Ваше письмо у нас тут событие. Это и нам радостно и Вам полезно, потому что пишете Вы художественно. Передайте Руднику, что я ему кланяюсь и собираюсь работать над пьесой «Вызови меня».

Целуем Вас.

Ваш Е. Шварц».

Наконец, пришла весна и в Киров. «Все тает, — записал Евгений Львович 7 апреля 1943 года в дневнике. — Грязь. Вода опять летит потоками к рынку. Мы твердо решили, уезжать куда угодно — в Ленинград, в Сталинабад, все равно, только вон отсюда. В Ленинград нас, очевидно, не вызовут, следовательно, в двадцатых числах апреля мы двинемся в Среднюю Азию, к Акимову».

То есть, к апрелю Шварцы отбросили варианты отъезда и твердо остановились на Сталинабаде.

«Дорогой Леонид Антонович! — писал Евгений Львович Малюгину 15 мая. — Очень долго не писал Вам по той причине, что не знал, уеду в Сталинабад или не уеду. Был момент, когда заготовлена уже телеграмма: «25 выехали Акимову». И не только телеграмма была заготовлена, но и карточки отоварены, командировки написаны, чемодан куплен и уложен, броня на билеты получена. Словом, приготовления к отъезду зашли так далеко и были известны так широко, что, решив остаться, я выдумал, что Акимов прислал мне телеграмму, в ней просит мой отъезд отложить до 15–20 мая. Очень уж трудно было объяснить всем и каждому настоящую причину отмены нашего путешествия. А отменили мы отъезд вот почему. Я сам не знал, как ослабел за зиму. Узнал я это, когда сбегал дважды на вокзал и похлопотал по всяким делам, связанным с отъездом. Я обнаружил вдруг, что мне, пожалуй, не доехать, а если доехать, то на новом месте я буду очень плохим работником. И струсил, и отступил. Сейчас я чувствую себя лучше и терзаюсь мыслями о том, как хорошо в Сталинабаде.

Получил я вызов от Солодовникова на совещания драматургов, о чем немедленно телеграфировал Вам. Мечтаю увидеть Вас в Москве. И обсудить совместно: что же делать? Может быть, стоит задержаться в Москве?..

Написал я тут пьесу для кукольного театра под названием «Новая сказка». (Не её ли ждал (и требовал) от Шварца Евг. Деммени, аванс за которую он получил ещё до войны? — Е. Б.). Вообще работа не идет.

Вы представить себе не можете, как радуют нас Ваши письма. Я даже почерк Ваш полюбил, а это не так просто, как Вы думаете. И посылки Ваши нас трогают ужасно. Вспоминаем каждый день и хвалим так, что я даже боюсь, как бы мы не сглазили. А мы ведь люди довольно строгие, особенно Екатерина Ивановна…

Целуем Вас. Мечтаем увидеться. Известный путешественник Е. Шварц».

Чаще всего Леонид Анатольевич посылал им табак. «Курите на здоровье, — писал он в одной из сопроводительных записок, — и угощайте Екатерину Ивановну».

Поездкой в Москву Шварц, по-видимому, хотел проверить (вроде генеральной репетиции), хватит ли у него сил доехать до Средней Азии.

В эту, третью, поездку Шварц пробыл в столице с 25 мая по 17 июня.