Она знала, что Олимпио сильно интересуется ею; это доказала встреча на Цельзийском мосту. Но гордой графине хотелось видеть славного дона у своих ног. Она не могла и в мыслях допустить, чтобы Олимпио любил другую. Со дня на день желание владеть им у нее возрастало. Она очень хотела с ним увидеться и убедиться, действительно ли между ней и Олимпио встала Долорес. Неужели эта бедная девушка осмелится соперничать с графиней Монтихо! Евгения подозревала, и это-то подозрение доставляло ей невыразимое страдание. Она окончательно решилась во что бы то ни стало увидеть Олимпио.
Ей казалось, что она любила Олимпио и что теперь, когда он предпочел другую, эта любовь, стала еще сильней, она смешалась с завистью и со стремлением к победе. Она раздумывала, где бы ей с ним встретиться. Но судьба сама вдруг помогла ей. Она увидела его еще раз до отъезда из Лондона.
В это время в ковентгарденском театре выступала всемирная знаменитость, прекрасная Дженни Линд, она привлекала почти каждый вечер всю лондонскую аристократию своим прекрасным пением.
Графиня Монтихо с дочерью постоянно появлялись в ложе, возбуждая всеобщее удивление; стройный и величественный стан Евгении, ее привлекательное и поразительно красивое лицо и богатый наряд обращали на себя внимание гордых лондонских аристократов.
На третий вечер после своего решения Евгения увидела Олимпио в одной из соседних лож. В этот же вечер она захотела во что бы то ни стало выполнить свое страстное желание. Более благоприятного случая невозможно было даже представить, и прекрасная графиня торжествовала. Гордый дон поклонился, увидев испанок; но напрасно надеялась Евгения, что он войдет в ее ложу. Он, казалось, был сильно увлечен пением Линд и во время всего представления ни разу не встал со своего места.
Евгения сильно волновалась, но не могла перенести такого равнодушия к себе. Ее самолюбие было унижено. Однако гордая графиня не унывала. У нее было средство заставить следовать за собой гордого Олимпио. Маркиз обещал выполнить ее просьбу. И этого обещания было вполне достаточно, чтобы и Олимпио отправился в Париж.
За несколько минут до окончания спектакля обе дамы поднялись со своих мест. Евгения наблюдала за ложей дона Олимпио; она немного помедлила, чтобы потянуть время; и как только заметила его, выходящего из ложи, немедленно направилась к выходу.
В коридоре было еще пусто; Евгения послала лакея за экипажем, а сама начала медленно спускаться по лестнице, позади своей матери. Олимпио надел пальто и тоже стал спускаться по лестнице. В это время Евгения быстро и сильно прижала кольцо ожерелья и преднамеренно уронила бриллиантовый крест, который упал на мягкий ковер на лестнице.
Чудесные камни блестели так ярко, что Олимпио, спускаясь, заметил прекрасный крест и поднял его. Никто, кроме графини, не мог потерять такое драгоценное украшение, потому что только она одна спускалась сейчас по лестнице.
Олимпио заметил, что одного из камней недоставало, он наклонился еще раз и начал искать. Его старания были напрасными; в это время народ повалил к выходу, и камень был потерян. Олимпио подумал, что Евгения уже заметила свою потерю и беспокоится; его обязанностью было немедленно передать ей находку.
Он бросился вниз, но народу было так много, что он не смог догнать графиню. У театрального подъезда, где разъезжались кареты, в нескольких шагах от себя он увидел Евгению; но толпа снова затолкала его, и графиня уехала на его глазах.
— Черт побери, — пробормотал он, стоя некоторое время в нерешительности, — мне ничего не остается, как только ехать сейчас же к графине Монтихо. Я должен передать ей этот крест; когда она будет снимать свои драгоценности в будуаре, то непременно заметит потерю, о которой сейчас, может, и не ведает.
Олимпио, не подозревая о намерениях прекрасной графини, приказал сидевшему на козлах Валентино, ехать в отель госпожи Монтихо. Он вошел в карету, держа в руке крест. Валентино был немного удивлен приказанию, но он не любил рассуждать и спорить со своим господином. Карета быстро покатилась по улицам и вскоре остановилась у красивого дома, от которого только что отъехала карета дам, живших на верхнем этаже.