Эволюция человечества

Однажды он упомянул об этой своей «аллергии» на сверхчувствительных в комнате. В ответ последовали пинок Ботинка и мерзкое ржание Беззубого, а Седой предложил заткнуться — на неделю Паршивец был переименован в Дебила. Набрав пару лет назад достаточное количество баллов за точное выполнение разнарядок, он подумывал и самому подключиться к общему сну психосомов, слиться с беззвучным пением, но так и не решился, а баллы растратил на возможность добираться до работ по поверхности.

Проходя мимо жмущихся друг к другу сверхчувствительных, ожидающих или уже обслуживающих погруженных в сон клиентов, Паршивец сглатывал приступы раздражения. Чтобы не дать ненависти свести с ума, он останавливался, закрывал глаза и подставлял лицо внутреннему солнцу. Открыв глаза, морщился от яркого искусственного света туннеля, называемого «поверхностью». Говорят, были и верхние уровни, но бесполезный индивидуум его отряда никогда не получил бы доступа к ним.

Его «поверхность» отличалась от обычных туннелей мягким освещением. По обеим сторонам располагались сиденья, искусственные растения, небольшие кафе и киоски. Мусорщикам разрешалось движение только по центру искусственной улицы. Ровный пол, идеальная чистота, высокий купол потолка, шепчущиеся люди, распределители в чёрных униформах. Ради этого К987-4 раз за разом возвращался на поверхность — напомнить себе, как он ненавидит действительность, и с остервенением безумца окунуться после отбоя в вожделенный кошмар сна.

В конце дня, получив паёк и пройдя дезинфекцию, вернулся в комнату по четыреста двенадцатому. Занял ещё свободное место в дальнем углу и ждал отбоя. Последним перед командой «распределиться по комнате» вернулся Ботинок.

— Нет, ну вы только прикиньте. Три разнарядки того стоили! Один псих прямо в тестовой вдребезги разнёс себе башку, и, главное, ни один из этих придурков не просек, пока распределители не пошли на обход.

— Да гонишь ты! — гоготнул Беззубый.

— Да я сам его мозги отскребал! — доказывая свою правоту, Ботинок, как копытом, бил правой ногой об пол.

— Ясно гонит. Соскребать мозги — работа утильщиков, — махнул на него Кривой.

— Да они там так обделались, что собрали всех, кто был поблизости. Сейчас замнут дело. Ну вы только прикиньте! Бац! Бац!

Ботинок занёс руку вверх и, желая наглядно продемонстрировать, как псих разбивал череп о стену, искал взглядом подходящую голову.

— А где Дебил? — спросил удивленно Ботинок. Правая рука так и осталась поднятой над головой. Остальные сделали вид, что не слышали вопроса.

— Так ведь, я же это… По-любому, последний, — Ботинок бросился к двери, заколотил кулаками, пинал, пока ноги не перестали ощущать боль. — Верните Щуплого! Сволочи! Дебил!

«К987-10 показал положительные результаты на тесте и был переведён. Отойти от двери! Распределиться по комнате!»

Паршивец задержал дыхание, подавив крик ярости, отвернулся к стене и погрузился в сон.

Ведущие к площади улицы были заполнены людьми. Чем дальше, тем сложнее удавалось пробираться сквозь толпу. Солнце палило. Паршивца толкали, пинали, чуть не повалили на мостовую. Сделав первый точный удар в потное лицо урода, мешавшего продвигаться дальше, Паршивец уже не останавливался, удары приходились точно в цель: шея, затылок, ухо, глаз, нос, переносица. Люди, как бараны от волка, шарахались от пробивающего себе путь безумца с забрызганным кровью лицом, колотили, царапали друг друга, только лишь бы не попасть под удар смертоносного кулака. Центр площади был огорожен решеткой. Разгоряченное тело, казалось, зашипело от соприкосновения с железными прутьями. Толпа накатывала сзади волнами, вдавливая Паршивца в ограждение. Кожа рвалась. Кости трещали. С звериным ревом израненный мужчина, царапая и вгрызаясь в плоть стоявших рядом, взобрался поверх толпы. Немного вернувшись по головам назад, Паршивец развернулся, разбежался, перепрыгнул через заграждение и тяжело приземлился на брусчатку.

Над ним висело тело повешенного Щуплого. Широко раскрытые глаза уже не по- детски печально уставились вниз на бывшего друга. Впереди, на наскоро сколоченных подмостках, возвышался карлик. Кривая ухмылка окончательно обезобразила и без того уродливое лицо. В голове стоял гул, то ли от рева толпы, то ли раскаленная печь внутри снова грозила взорваться. Паршивец карабкался на подмостки, ногти врезались в необструганное дерево, ломались, вырывались. Кровь текла по рукам, капала на лицо, заливала глаза. Самодовольная гримаса не сходила с карликовой рожи. Только дотянуться…

Инородная боль судорогой прошла сквозь тело. Яркий свет, как битое стекло, врезался в глаза.

— Ты, — прохрипел вырванный из сна Паршивец, неуклюже возясь на полу.

— Ублюдок, — сплюнул и заржал Ботинок.

— Ты…

Лицо Ботинка исказил ужас. Он упал на пол и принялся расцарапывать свою правую голень, повизгивая от боли.

— Заткнись! — заорал Паршивец.

Ботинок вгрызся в ногу. Кровь, отчеканивая незамысловатый ритм, закапала на пол.

— Оставь его, — Седой тряс Паршивца за плечи. — Оставь, мы своих не трогаем. Оставь.