Эволюция человечества

Ботинок взвыл, зажал руками раны и в ужасе пополз к противоположной стене. Первым пришёл в себя Хмурый. Разорвав штанину, помог перевязать ногу.

— Получил своё, Дебил? — Хмурый ровно наматывал лохмотья на ногу.

— Сам ты дебил, — нашёл в себе силы огрызаться Ботинок. — Но как?

— Так уж ты его достал, — заржал Беззубый.

— Мы же только вчера все были на тесте, — ужас все ещё повизгивал в голосе раненого.

— Так и были, что один псих башку себе в мясо размолотил.

— В пятой? Ты был в пятой? Долбаный Паршивец, это ты был в пятой? Помогите!!! — заорал Ботинок, пополз к двери, оставляя за собой кровавый след.

Хмурый заткнул ему рот, заломил руки за спину.

— Ну хватит. Вы уже разобрались. Он тебя не тронет. Здесь все свои. Не тронет? — обратился к Паршивцу.

— Только пусть заткнется.

— Но как? Ведь тест, — тихо поскуливал оттащенный в угол Ботинок.

— А вот так, — ответил Седой, — ни один тест не найдёт того, о чем не спросишь.

Паршивцу удалось подняться на ноги. Разум пытался вернуть контроль над телом, но что-то изменилось. В отличие от ставшего рутинным тяжелого пробуждения, в этот раз К987-4 все ещё не мог провести четкую границу между сном и реальностью. Перед глазами плыло. Суровые лица мужчин в пустой белой комнате сменяли картинки залитых солнцем раскалённых улиц сна. Солнечный свет улицы заставлял жмуриться — яркое холодное освещение помещения, усиленное белизной стен, резало глаза. Голоса Хмурого, Беззубого и Седого плавно переходили в гомон толпы и визг собак, а затем возвращались снова.

— Ты как? — спросил Седой.

— Я должен убить проклятую тварь, — глядя сквозь старшего, ответил Паршивец.

— Какую тварь?

— Там, — К987-4 указал на лифт, видя перед собой ржавые решетчатые ворота внутреннего города. — Карлик.

— А мне пофигу, карлик или нет. Я сам своими руками размозжил бы башку любого урода-психа, — гоготнул Громила.

Дверь открылась, в комнату ворвались распределители в чёрной униформе, повалили ближайших мужчин на пол. Паршивец видел перед собой залитую солнцем улицу. Легко расправился с выскочившей из скрипящих ворот городской охраной, вырвав одному сердце, швырнув другого о ворота и за пару секунд сломав шеи ещё двум стражникам. В комнате один распределитель мгновенно упал замертво. Другой с такой силой налетел на стену, что был слышен треск ломающихся костей. Ещё двое синхронно свернули друг другу шеи.

К987-4 вошел в лифт. Мужчины следовали за ним. Ботинок остался скулить в углу. Никому встретившемуся отряду из девяти человек не удалось выжить. Уличный Паршивец убивал каждого, до кого мог добраться. Бил, рвал, ломал. Жители в ужасе бежали прочь, спасая свои жизни, обрекали других на смерть. Толкали, пинали, топтали. Паршивец шёл к площади, оставляя за собой дорогу из трупов. Восемь сокамерников К987-4 с наслаждением добивали случайно избежавших гнева Паршивца в переходах и туннелях.

— Это туннель в машинное отделение. Нужно вернуться, — забеспокоился Беззубый.

— Нет, — отрезал Паршивец.

— Я думал, мы идём к психам. Вернём Щуплого, да и им зададим, — обратился Громила к Седому.

— Щуплый умер, — отозвался Паршивец.

С минуту шли молча.

— Но здесь только один выход: в машинное, — настаивал на своём Беззубый.

— Если не вернёмся, распределители нас здесь закроют и утилизируют, прежде чем мы успеем как следует отомстить этим уродам. Нам и так повезло, что психи пока почему-то не поджарили наши мозги, — поддержал Хмурый.

— Я не позволю, пусть сами себя поджаривают. Я теперь знаю. Мне нужен карлик. Остальное не имеет смысла, — ответил Паршивец.

— Ты сбрендил. Нет тут никаких карликов. Все в утиль пошли, — буркнул изуродованным ртом обычно молчаливый Шрам.

— Я чувствую его страх.

Улица, ведущая к площади, напоминала город призраков. Брошенные дома-чудовища беззвучно разевали двери-пасти. Пустые окна чернели как глазницы скелетов. На площади по-прежнему раскачивался труп Щуплого. На полуразвалившихся подмостках сидел в лохмотьях исхудавший карлик.

Отряд К987 вошёл в машинное отделение и остановился перед колоссальных размеров суперкомпьютером. Гул то усиливался, то стихал и внушал мужчинам благоговейный страх. Лампочки на миллионах панелей перемигивались, словно решая, что теперь делать с чужаками.

— Что тебе надо? — спросил карлик.

— Убить тебя, — холодно ответил в кошмаре Паршивец.

— Зачем?

— Ты убил моего друга.

— Я просто играл. А ты испортил мою игру! — карлик стукнул кулачком по доске.

В машинном отделении, схватившись за голову, корчился от боли Беззубый.

— Ты играешь людьми!