Эволюция как идея

Как видим, и авторы, и рецензенты согласны в том, что отличие нескольких белков означает независимость происхождения каждого из данных организмов. Странно, но допустим, а как же «одинаковый план строения и… одинаковые функции»? Никак. Независимо и всё тут. Опять то же: догма мешает исследованиям.

Не будучи связаны догмой дарвинизма, прямо признаем: общей для разных рассмотренных таксонов служит идея (идея СК), реализованная на разных материальных носителях. Она что, унаследована горизонтально? Или каждый раз возникала заново? И то и другое означает ее примат над материей. Высказанная прямо, мысль эта неприемлема для материалистов, но в неявном виде они ею то и дело пользуются.

Так, биохимик В. П. Скулачев предложил интересную гипотезу рождения фотосинтеза — акта прогресса, еще важнее эвкариотности. По его мнению, первые организмы в качестве источника энергии использовали свет Солнца, но не тот видимый, каким пользуются растения, а ультрафиолет; он и превращал тогда АДФ в АТФ. Механизм этот, по Скулачеву, был очень прост. Затем

«древние клетки должны были переключиться на… видимый свет». «Замена опасного ультрафиолетового излучения на безопасный видимый свет могла быть тем признаком, который лег в основу естественного отбора» [Скулачев, 1997, с. 15].

Допустим, но переход фотосинтеза от ультрафиолета к видимому свету означал (как убедительно показал сам Скулачев) смену всей биохимии процесса. Если такая смена имела место, то налицо использование старой идеи на новом материале, т. е. платонизм.

Моя попытка указать Владимиру Петровичу на эту философскую трудность (янв. 2004 г., личная беседа) успеха не имела — он выразил уверенность, что «времени на отбор случайных мутаций было достаточно». Допустим и это (утверждение, увы, вполне голословное), но замечу: если такое допущение принять, то ультрафиолетовая стадия не дала становлению обычного фотосинтеза ничего, кроме рождения идеи. Остальное надо было осуществить заново, и мы упираемся в «несократимую сложность».

Вообще, следует отметить, что никто не апеллирует к естественному отбору, пока понимает исследуемый механизм. Ссылка на отбор всегда служит палочкой-выручалочкой из непонятностей, и вполне оправдан вывод: «Отбором и случайностью „объясняют“ любую проблему, не имеющую объяснения» [Лима, 1991, с. 11]. Это, прежде всего, относится ко всем случаям переноса идеи.

Если же не обманывать себя, а принять, что перенос идеи имел место, то виден путь к решению (я не говорю — решение) многих классов эволюционных проблем. Так, объединены общей идеей все случаи зомби-паразитизма и самоубийственное поведение иммунных клеток, плывущих «куда надо». Если понять это, то можно надеяться понять и рост микротрубочек «куда надо». А киты, плывущие на самоубийство, тоже движутся «куда надо»? Это та же проблема или иная? Непонятно.

Возникает вопрос о способе переноса идеи, и заранее ясно, что ответ не может оказаться ни простым, ни понятным в привычных терминах. Большинству этого достаточно, чтобы не думать о самом явлении или даже отрицать его, как всё нематериальное, но явление от этого никуда не денется. Оно будет рассмотрено в будущих статьях, пока же обратим внимание на явление, казалось бы, вполне материальное, но тоже не поддавшееся на сегодня материалистическому объяснению, — на онтогенез. В его ходе части растут и становятся «куда надо», и никто не знает, почему и как. Не поняв этого, построить теорию эволюции вряд ли удастся.

Проблема осуществления

Понятие ввел А. Г. Гурвич [Gurwitsch, 1912]. Это проблема перехода генетического текста в работающую клетку или орган. Понятие заново введено в оборот Любищевым в 1925 г. [Любищев, 2004, с. 18], но проблема не была понята обществом. Обсуждение ее см. [Барбараш, 2005; Зелеев, 2005]. Оба автора видят ее только как проблему согласованного клеточного деления, и то решения им не видно. А как формируется сама клетка, в том числе гигантская? А неклеточный онтогенез (например, сифоновых водорослей)? «Век генетики», когда онтогенез пытались выразить исключительно на языке действия генов, был для понимания проблемы осуществления потерян, не говоря уж о ее решении.

Как же онтогенез наследуется (почему из горошины вырастает горох и т. п.), если генов ничтожно мало? Фрактальный рост и самоорганизация в морфогенезе дают ключ к ответу: нужен лишь знак, сигнал к выбору пути самоорганизации, а она течет уже по законам своей системы, пользуясь генами только как переключателями и изготовителями материалов.