Эволюция потребления. Как спрос формирует предложение с XV века до наших дней

Граммофон и радио изменили звуковую среду и чувствительность к шуму по всему миру. Один щелчок – и радио прогоняло тоску и тишину. Впрочем, оно могло принести не только радость, но и бессонные ночи. В 1934 году законодательный совет Сингапура принял указ, запрещающий включать граммофоны и радиоприемники после полуночи без разрешения полиции[684]. Недовольство высказывало и кое-что другое. В то время чувствительность трансформаторов была так высока, что прием радиосигналов с легкостью прерывался, если соседи включали какой-нибудь электроприбор. Согласно исследованиям, примерно одна треть из нескольких тысяч заявленных неполадок с приемниками в то время происходила по вине его хозяев или соседей. Некоторые соседи пытались вести войну против шума, используя в качестве оружия свои электроприборы. Дания одной из первых (1931) приняла закон, защищающий слушателей. В Германии предусматривались даже штрафы для тех, кто намеренно включал утюг или пылесос, чтобы помешать соседям слушать радио[685].

На ежедневную жизнь людей радио оказало чрезвычайно сильное влияние, которое не идет ни в какое сравнение с предыдущими попытками государства изменить распорядок дня с помощью, например, реформы одежды. Люди меняли свое расписание, чтобы успеть послушать любимую передачу. Некоторые священники понапрасну тратили силы, призывая бойкотировать вечерние передачи по воскресеньям[686]. Общественные радиостанции, такие как BBC (основана в 1922 году), запускали «Детский час» – специальную передачу для воспитания подраставшего поколения граждан. Слушать радио можно было, параллельно занимаясь другими домашними делами и даже получая от них удовольствие. Вот как одна женщина написала в 1925 году: «Мытье посуды больше не кажется нудной работой, да и под энергичный джаз дело спорится быстрее»[687]. Для людей с низким уровнем образования и дохода радио стало главным досугом. Впрочем, почти половина американских женщин с университетским образованием тоже слушала радио каждый вечер в течение двух часов или больше. Первые опросы американских радиослушателей демонстрируют, что женщины слушали радио почти постоянно в течение всего дня: «Ох, поверьте, радио составляет мне отличную компанию, я никогда не чувствую себя одиноко, когда нахожусь одна дома»[688]. Мужчины слушали радио, как правило, за завтраком или по вечерам. Дети лежали по ночам без сна, раздумывая над тем, что они услышали по радио перед сном. Поговаривали о том, что детям стали чаще сниться кошмары, тем не менее большинство родителей сами приучали детей слушать радио. Казалось, радио не только обучает, но и делает жизнь дома насыщенней. Вот почему радио так привлекало многих – оно предотвращало конфликты, наполняло тишину звуками и собирало всех членов семьи в одной комнате: «Если б у нас не было радиоприемника, мы не были бы семьей»[689].

Главный критик радио родился по ту сторону Атлантического океана. Им был Теодор Адорно, немец еврейского происхождения, философ и музыковед. Адорно эмигрировал из нацистской Германии в Нью-Йорк, где стал директором научно-исследовательского проекта радиовещательной компании. Финансировал проект Фонд Рокфеллера, а руководил им еще один эмигрант, австриец Пол Лазарсфельд. Именно во время работы над этим проектом Адорно окончательно убедился в «социальном авторитаризме» радио[690]. Это весьма важный момент для нашего исследования, и не только потому, что идеи Адорно послужили основой марксистской критики индустрии культуры, после 1945 года породившей – благодаря Франкфуртской школе – новое поколение критиков. Эти идеи, кроме этого, служат отличным доказательством того, как марксистский фокус на производстве в сочетании с эмоциональностью, присущей европейской интеллектуальной элите, может даже выдающегося мыслителя, такого как Адорно, ввести в заблуждение относительно нового медиума потребительской культуры.

Для Адорно все было всерьез, особенно культура. Он не любил веселиться. Он признавал лишь ту музыку, которую можно назвать «идеальным произведением искусства» (нем. Gesamtkunstwerk), и слушать ее нужно было, полностью погружаясь и критически анализируя. Все остальное – не более чем пассивное развлечение. Но вовсе не дурной вкус большинства людей так страшил Адорно. Легкая, популярная музыка была, по его мнению, частью капиталистической стратегии по производству однообразных новинок во всех сферах жизни, уничтожению творчества и свободы. Получалось, что от любой популярной песенки до фашизма рукой подать.