Евпраксия

Адельгейда помогала барону. Наклонилась над ним, поддержала его деревяшку, он потихоньку бранился, не хотел ничьей помощи, готовый провалиться сквозь каменные плиты, умереть здесь под столом, среди псов, но от него ждали не смерти. Задыхаясь от ненависти к Евпраксии и к императору, он торопливо прокричал из-под стола: "Сбрехал, как пес!" – и трижды тявкнул по-собачьи.

Вылезал красный, обливаясь потом и скрежеща зубами. Император подвинул ему кубок с вином.

– Выпей!

Заубуш неловко задел кубок, опрокинул, вино разлилось, красное, как кровь. Все вздрогнули от зловещего предчувствия. Прольется чья-то кровь, прольется. А может, случится что-то и пострашнее…

ЛЕТОПИСЬ. ЦИТАТА

"Историк иль пытается проследить истину содеянного и, таким образом, разжигает ненависть к себе многих, иль, желая избежать неудовольствия, умалчивает о целом ряде событий. Но сие уже есть порок, ибо пытаться обойти истину и иметь намерение скрыть ее признается противным обязанностям историка. Следить же деяния, не искажая их и не отступая от правил истины, означает чаще всего вызывать возмущение, что и выражено так: "Угодливость – друзей, а истина – врагов рождает".

Если же кто, льстя иному, бесстыдно подмешивает к тому, что произошло на самом деле, ложь, подобный поступок считают унизительным настолько, что такой историк не должен быть допущен в число пышущих. Утаивать истину деяний непозволительно и противно обязанностям пишущего. Тем паче грешно пятнать истину ложью, а ложное передавать легковерным потомкам.

Есть еще одна и более ужасная опасность, которой следует избегать изо всех сил тем, кто пишет историю: они обязаны не допускать, чтоб сухость языка и бедность смысла унизили достоинство деяний. Слово должно соответствоватъ делу, о коем ведут речь, и язык писателя не должен отставать от возвышенности предмета".

Вильгельм Тирский.

Belli Sarci Historia. 1185 г.

ИМПЕРАТРИЦА

Нельзя сказать, что она была обеспокоена необычайной новизной положения, – слово "ошеломлена" к женщине как-то не подходит.

Станешь императрицей – осчастливишь мир… Себя или мир? Думая о мире, думаешь о себе.

В ней проснулась женщина, что знает про свою красоту, считает, что лишь ее природа одарила наивысшими достоинствами, лишь ей надлежит занять и положение. Генрих – император по происхождению. Родился императором, и в том никакой заслуги. Просто случай. Она же станет выше всех женщин благодаря самой себе. Ибо такова она есть, а лучшей нет на земле!..

Все, что тебе суждено, живет в твоей душе неосознанно. Еще недавно Евпраксия считала, что быть дочерью великого кпязя удается не всегда безнаказанно. И вот все изменилось. Она станет императрицей; она заберет у Генриха пусть хоть какую-то частицу германской грубости, передаст ему взамен русскую мягкость. Осчастливит мир, осчастливит.

Император на время оставил Кведлидбург. Возвратился, когда в горах победила весна, когда природа уже возвела кругом свое зеленое царство, над которым не властны ни короли, ни императоры.

Евпраксии захотелось в горы, хотя раньше не любила их, всегда воспринимала как чуждые и неприветливые.

…Выезжали из Кведлинбурга в пышности и веселье. Белые кони, золотые императорские стяги, рыцари в позолоченных панцирях, придворные дамы в черно-червонных платьях, белые плюмажи, багряное одеянье Евпраксии, в бело-золотом помолодевший император.

Вырвались из узких заплутанных улочек Кведлинбурга, пронеслись через села, распугав детвору, кур и собак, врезались в горы, рассыпались по сторонам, чтоб погодя собраться на зов охотничьих рогов. Император уединялся с Евпраксией; он гнал коней дальше и дальше, ему всегда хотелось выше, вверх, к вершинам, может, и туда, где когда-то стоял его любимый Гарцбург и где теперь руины, густо заросшие травой и кустарниками, а Евпраксии очень хотелось остаться тут, внизу, в этом тысячецветном мире.