Евпраксия

Маркграф Деди был озадачен. Он знал причину сопротивления Адельгейды, у неё были основания отказывать брату во внимании, а может быть, и ненавидеть его, как и самого Деди, если она ведала, что он тоже причастен к смерти герцога Гольдаста. Верному слуге Генриха оставалось только покинуть храм и подставить свою голову под гнев государя. Деди вернулся к Генриху. Тот всё понял но виду маркграфа и устоял перед соблазном излить желчь на фаворита и затеять новую ссору с сестрой. Смирился он по одной причине: Адельгейда была ему нужна. И потому Генрих решил, что отныне он всегда будет ласков с сестрой, выполнит любые её пожелания, но не даст повода разжечь затухающую вражду. Генрих уже был благодарен ей за то, что она приняла на воспитание княжну россов. Но о ней он сегодня и словом не напомнит. Может быть, через год-другой появится в том необходимость. А пока он приехал с чистыми и благими намерениями пригласить родовитых воспитанниц на торжественные ассамблеи, которые он проведёт в Кведлинбурге, Майнце, Кёльне и других городах Северной Германии. Через этих юных княгинь и графинь он надеялся помириться со многими знатными вассалами севера державы, которые враждовали против него. Генрих предполагал, что сестра воспротивится его желанию увезти воспитанниц. Дабы смягчить сердце сестры, он привёз ей благодарственное послание папы Климента III. В размышлениях, в тихой прогулке по монастырскому саду прошёл не один час. Наконец терпение Генриха лопнуло, и он крикнул Деди:

   — Я же говорил тебе, чтобы привёл силой! Теперь ставь здесь шатёр, а утречком я за сестрину возьмусь!

В этот миг в сад прибежала послушница и с низким поклоном сказала:

   — Батюшка государь, просит тебя матушка аббатиса.

Брат и сестра встретились только после того, как в монастыре завершилась вечеря и в обители наступило время чтения священных книг. Встреча произошла в просторной и почти свободной от какой-либо мебели келье аббатисы. Две скамьи под чёрным сукном, стол, ложе за белым пологом, изваяния из красного дерева Иисуса Христа и Пресвятой Девы Марии, стоящие между двумя оконцами, — вот и всё, что увидел Генрих, войдя в рубленную из толстых брёвен келью. Адельгейда никак не приветствовала брата. Он же сказал:

   — Я приехал уведомить тебя, дорогая сестра, что в Германии заключён «Божий мир» и отныне до скончания века не будет на нашей земле войн.

Адельгейда осталась безучастной к сказанному Генрихом, лишь спросила:

   — Что тебе нужно в монастыре?

Генрих понял, что между ними не будет тёплой беседы. Но оставалась ещё надежда, что послание Климента III смягчит суровость сестры.

   — Ещё я привёз тебе грамоту от папы римского.

   — От верховного понтифика Григория? — с удивлением спросила Адельгейда. — Но того не может быть.

Генрих замешкался, потому как не знал её отношения к Клименту. Ответил, однако, с пафосом:

   — Ты же знаешь, что сегодня на престоле церкви достойнейший сын Божий папа Климент Третий.

   — Прости, государь, но Северная Германия его не признала папой. Я — тоже. Что ещё у тебя? — Адельгейда стояла перед Генрихом, и за спиной у неё, освещённые лампадами, возвышались образы Иисуса Христа и Пресвятой Девы Марии.

Государю показалось, что их взоры проникли в его душу и видят, сколь всё лукаво в ней. И теперь он боялся сказать о самом главном, ради чего появился в обители. Но, искушённый в борьбе, он победил минутное колебание. Разговор же повёл с малого: — Собери здесь воспитанниц. Я должен сказать им слово.

   — Могу я знать то слово?

   — Да, ты услышишь его вместе с ними.

   — Что ж, я позову их. Здесь твоя воля превыше моей. — И Адельгейда покинула келью.