Евпраксия

Однако, когда продукты были запасены, Генрих перехитрил охотников. Он разобрал в крепости деревянные строения, на реке связал из брёвен плоты — всё в ночное время — и с полусотней преданных воинов и вельмож тёмной декабрьской ночью бежал из Павии по реке вниз, к Вероне. Через два дня он был уже близ крепости Мантуа, покинул плоты и пешком добрался до Вероны, где всё ещё находился его двор.

Узнав о побеге императора из Павии, графиня Матильда обозвала себя «глупой бабой» и, забыв об оставшихся в крепости воинах императора, повела своё войско к Вероне. Туда же она попросила идти тестя и короля Конрада, дабы они приняли участие в окружении и осаде Вероны.

В исторических хрониках о той зиме сказано, что «Рождество этого года Генрих проводит в Вероне вместе со своим папой Климентом III. Здесь он в сущности был заперт, не имея возможности ни идти в Италию, ни возвратиться в Германию».

Глава двадцатая ПОБЕГ ИЗ ВЕРОНЫ

Прошло около полутора лет, как Евпраксия была заточена в Веронском замке, что находился неподалёку от Королевского дворца, в котором располагался император. Одна из крепостных стен замка нависала над скалистым берегом реки Эч. Но окружающей местности из окон замка не было видно. И Евпраксия не представляла, где её заточили. А вся прислуга, все стражи, исполняя волю императора, очень мало разговаривали с узницей и на её вопросы о том, где она находится, не отвечали. Лишь молодая баронесса Гретхен из Швабии, приставленная к Евпраксии неизвестно для чего, со временем прониклась к опальной императрице жалостью, разговаривала с ней, когда вблизи не было других обитателей замка.

Жизнь императрицы протекала однообразно и тягостно. По утрам её одевали, выводили на прогулку. В пределах замка она могла ходить, где пожелает, лишь ворота крепости никогда не распахивались перед нею. Евпраксия гуляла в любую погоду до полуденной трапезы. За стол она садилась только лишь с баронессой Гретхен. Казалось, что она приставлена к императрице только затем, чтобы следить за каждым её шагом и движением. Евпраксия как-то спросила её:

   — Гретхен, тебе не надоело быть моим стражем?

Она бегло глянула на государыню, но её голубые глаза ничего не выразили, лицо оставалось непроницаемым. Ответила сухо:

   — Воля императора превыше всего.

За прошедшее время в замке дважды побывал маркграф Деди и один раз граф Паоло Кинелли. Но это было уже давно. С императрицей они не поговорили, но долго расспрашивали баронессу. Евпраксия поняла, что ею интересуются лишь по причине того, что она беременна. И где-то на седьмом месяце беременности её посетил Генрих. Как поняла Евпраксия, он приехал убедиться, что она понесла дитя от него. Этот лживый, изворотливый человек был с нею ласков. Он даже нашёл оправдание тому, что держал её в заточении. Они сидели за небольшим столом в её спальне. Рука Генриха потянулась к ней, и он мягко заговорил:

   — Каюсь от чистого сердца, моя государыня, и признаюсь, что я суеверен и боюсь, что без должного надзора тебя испортят и ты лишишься дитя. А оно ведь паша с тобой кровинка. Не так ли?

Евпраксия не пощадила его самолюбия. Она встала, ушла от стола и вложила в сказанное всю свою боль и ненависть:

   — Как смеешь говорить подобное?! Только зверь, прежде чем растерзать жертву, бывает таким лицемерным.

   — Я говорю, как побуждает сердце. Хотя ты и заслужила жестокое с собою обращение. Ты в сговоре с нечистой силой. Ни одна смертная женщина не смогла бы без её помощи бросить на пол великана Хельмута. А кто помог тебе убить братьев Эрфут? Да разве я сам не стал жертвой твоих нечистых происков. Но всё это я прощаю тебе, моя государыня, ради нашего дитя, если ты подтвердишь, что оно ни от кого другого, а только наше.

   — Ты добиваешься узнать, чьё дитя у меня под сердцем? Но я не скажу того, пока не поймёшь сам, я могу подтвердить сказанное тобою, если ты накажешь виновников моего позора.

   — Да никто тебя не позорил, моя государыня. В наших мессах это божественное начало! И тебе надо было лишь следовать примеру других дам. Они отдаются избранным вольно, потому как знают устав николаитов. Наш орден существует века, и всегда мы жили с жёнами вольно.

   — Всем вам горсть в геенне огненной за свою сатанинскую вольность, — с горечью сказала Евпраксия. Она не могла смотреть на Генриха, взгляд его зелёных глаз обжигал её, рыжая острая борода, словно клинок кинжала, тянулась к её груди. Ей хотелось плакать от жалости к себе, но она гордо вскинула голову и отошла к окну.

Генрих понял, что он не добился того, что хотел знать определённо. Ему оставалось одно: запастись терпением, а после рождения дитя вычислить время его зачатия. А ту единственную ночь, проведённую с Евпраксией, он помнил. Покидая замок, он наказал ещё строже смотреть за императрицей. И это была не блажь, потому как он считал: у него нет законного наследника. Сыновей, предавших его, он в расчёт не брал. С тем император и уехал. Жизнь в замке вновь потекла монотонно для прислуги и печально для пленницы императрицы. Но час её освобождения приближался.