Она желала лично руководить внешнеполитическим курсом и после отставки графа Панина фактически сделалась канцлером. Эта деятельность стала для царицы приоритетной, когда она разочаровалась в реформах. К тому же внутри страны дела шли медленно, трудно и скучно, а на дипломатическом поприще можно было блистать на глазах у всей Европы. В собственных способностях Екатерина не сомневалась.
Этим субъективным фактором и следует объяснять многие зигзаги и скачки российской иностранной политики.
Поначалу в сфере международных отношений Екатерина придерживалась гуманных воззрений, впитанных из светлых книг. Она желала со всеми добрососедствовать, негодовала против войн и намеревалась быть примирительницей между теми, кто станет ссориться. В итоге же (предоставляю слово В. Ключевскому) «Вместо дружбы со всеми державами она в 34 года своего правления перессорила Россию почти со всеми крупными государствами Западной Европы и внесла в нашу историю одно из самых кровопролитных царствований, вела в Европе шесть войн и перед смертью готовилась к седьмой – с революционной Францией». Всюду, где только возможно – в Польше, Швеции, Турции, – российские дипломаты мутили воду, отчаянно интриговали, натравливали друг на друга противоборствующие партии. Наконец, при Екатерине установилась скверная традиция прикрывать корыстные имперские намерения высокопарной, демагогической риторикой.
Взойдя на трон, новая императрица объявила себя решительной противницей всяческих союзов и на этом основании отказалась продолжать прусскую войну (за выход из которой все вроде бы так осуждали Петра Третьего). Но вскоре сменила курс и стала пытаться создать новый альянс – с тем самым Фридрихом Вторым, за любовь к которому опять-таки все ненавидели свергнутого царя.
Никита Панин, заправлявший в то время политикой, убедил молодую государыню в полезности европейской коалиции (она получила название «Северный аккорд»), которая противостояла бы уже сложившемуся «Южному католическому союзу» Франции, Австрии и Испании. В результате Россия порвала с традиционным союзником Австрией и рассорилась с Францией, однако нового альянса так и не получилось, потому что Англию очень мало занимали континентальные дела, а король Фридрих не желал брать на себя никаких обременительных обязательств.
Столь неосмотрительная политика привела к тому, что большую войну против Турции пришлось вести в одиночку – и без австрийской, и без прусской помощи. Отношения внутри треугольника Петербург-Вена-Берлин все время были нервными и запутанными; раздел Польши, о котором будет рассказано позже, еще сильнее увеличил это напряжение.
Лишь один раз Екатерине удалось сыграть желанную роль «европейского арбитра». Это произошло в 1778 году во время конфликта между Пруссией и Австрией из-за спорных баварских земель. Обе державы поставили под ружье свои армии (160 000 солдат пруссаки, 165 000 австрийцы) и принялись угрожающе маневрировать друг перед другом, но в сражение не вступали. Война получила прозвище «картофельной» или «сливовой», потому что оголодавшие солдаты питались только двумя этими продуктами.
Российская императрица взяла на себя миротворческую миссию, но явно вела дело в пользу своего прусского союзника и даже угрожала Вене своим вмешательством. «Приглашая императрицу-королеву [Марию-Терезию] внять гласу собственного ее человеколюбия и прекратить неправедную войну, не скрыли мы тут от проницания ее, что инако не можем остаться равнодушными зрителями оной», – таков был тон, в котором Екатерина разговаривала с Австрией.
Нечего удивляться, что, имея такого посредника, Вена быстро отказалась от своих притязаний и получила в утешение лишь маленький кусок Баварии.