Евразийская империя. История Российского государства. Эпоха цариц

Пятнадцатого февраля курляндская герцогиня (пока еще не императрица) торжественно въехала в Москву. Через десять дней, на многолюдной церемонии в Кремле, где Анна, уже «ее величество», должна была публично подтвердить голицынские нововведения, дворянство подало петицию: «всепокорно просим всемилостивейше принять самодержавство таково, каково ваши славные и достохвальные предки имели, а присланные к вашему императорскому величеству от Верховного совета и подписанные вашего величества рукою пункты уничтожить». Под прошением стояло полторы сотни подписей, половина которых принадлежала офицерам гвардейских полков – то есть представителям среднего и мелкого дворянства, которым вообще-то не полагалось вмешиваться в вопросы высшей власти. Это означало, что за самодержавие выступила гвардия, и дальнейшие дискуссии стали бессмысленны. Обратим внимание на важный сдвиг: если во время драки за наследие первого Петра гвардия лишь пассивно поддержала одну из сторон, то после смерти второго Петра она уже активный (и определяющий) участник политической борьбы.

Ознакомившись с петицией, Анна изобразила удивление. Оказывается, «кондиции» были предложены ей не от имени всего народа? «Так ты, князь Василий Лукич, меня обманул?» – с упреком обратилась она к Василию Долгорукому, вручившему ей «пункты» в Митаве. Да и разорвала злосчастную бумагу, при всех. Ее авторы, «бедные ослики», не пикнули. Эксперимент по введению в России конституционной монархии провалился.

Скучающая императрица

Женщина, неожиданно для себя самой получившая сначала корону, на которую не рассчитывала, а затем и самодержавную власть, от которой чуть не отказалась, всей своей предыдущей жизнью была очень плохо подготовлена к свалившейся на нее удаче.

Из тридцати семи прожитых ею лет первые пятнадцать она провела в скромном подмосковном Измайлове, где очень небогато, в стороне от всех эпохальных событий, жило полузабытое семейство жалкого царя Ивана. Затем Петр решил использовать племянниц для укрепления своих политических планов и выдал Анну, воспитывавшуюся по-старинному, теремной московской царевной, за курляндского герцога Фридриха Вильгельма, но радостей (как и впрочем и горестей) супружества девица вкусить не успела, потому что бедный принц, прибыв на свадьбу, не вынес русского гостеприимства и умер, как говорят, от чрезмерного винопития.

По приказу дяди Анна все равно отправилась в Курляндию, где просуществовала следующие два десятилетия в двусмысленном положении неправящей герцогини. Ее много раз сватали, но всякий раз вмешивался Петербург и разрушал матримониальные планы (вспомним историю с Морицем Саксонским). Так Анна ни за кого и не вышла. Был у герцогини единственный близкий человек, российский резидент Петр Бестужев-Рюмин, многолетний ее любовник, но и того в конце концов, невзирая на Аннины мольбы, отозвали на родину.

В чужой стране, толком не выучив немецкого языка, никому не нужная, вечно нуждающаяся в деньгах, Анна год за годом злобилась на весь свет, время от времени наведывалась в Петербург, униженно выпрашивала подачки. Ей давали, но нещедро.

Человеком при этом она была неглупым. Когда хотела, отлично умела прикидываться. Многоумному Дмитрию Голицыну тихая вдова напрасно казалась безобидной.

Поступившее от «верховников» предложение было унизительно не только ограничением монарших прав, но и требованием оставить в Митаве нового сердечного друга, которого Анна завела себе после отъезда Бестужева – мелкопоместного курляндского дворянина Эрнста-Иоганна Бирона. Анна Иоанновна согласилась и на это.

Но фортуна – безо всяких усилий со стороны ее избранницы – вознесла вчерашнюю попрошайку на невиданную высоту. Анна сделалась хозяйкой великой империи и просидела на троне много дольше, чем Екатерина I или Петр II, целых одиннадцать лет. Более того, в отличие от них, она очень крепко держалась за самодержавную власть, чуть было у нее не отобранную.

Если мы сравним оценки, которые давали императрице потомки и современники, то обнаружим одну странность.