Путь наверх у Бестужева был медленным и непрямым. Он лучше всех в России изучил извивы европейской дипломатии, потому что не только учился за границей, но и побывал на службе у английского короля Георга, от которого – случай почти небывалый – приезжал с миссией к собственному государю Петру Первому.
Когда отношения России и Англии испортились, Алексей Петрович предпочел вернуться на родину. Долгое время казалось, что он прогадал. Бестужев был резидентом то в Дании, то в германских землях, то снова в Дании, мечтал попасть в Петербург, где делались большие карьеры, изо всех сил старался демонстрировать полезность, подлещивался к Бирону, но всё никак не получалось. Наконец временщик все же оценил ловкого человека и сделал кабинет-министром, посадив его на место замученного Волынского.
Но долгожданная улыбка Фортуны обернулась зловещей гримасой. Когда пал Бирон, вместе с ним арестовали и Бестужева. На следствии он сначала клеветал на своего покровителя, потом, уличенный во лжи, каялся. Ничто не помогло: Алексея Петровича приговорили к четвертованию, и лишь благодаря добродушию Анны Леопольдовны он легко отделался – лишением имущества и ссылкой.
Зато Елизавета Петровна обиженного предыдущим режимом страдальца приблизила и возвеличила. Любить его царица не любила, но опыту и уму доверяла. Так, уже на пороге пятидесятилетия, Бестужев возглавил имперскую политику, а в 1744 году удостоился канцлерского звания.
Даже враги (а их у Алексея Петровича было множество) не подвергали сомнению его способности. «У него нет недостатка в уме, – пишет Манштейн, после падения своего шефа Миниха еле унесший ноги из России и не имевший причин любить елизаветинских министров. – Он знает дела по долгому навыку и очень трудолюбив, но в то же время надменен, корыстолюбив, скуп, развратен, до невероятности лжив, жесток и никогда не прощает, если ему покажется, что кто-нибудь провинился перед ним в самой малости».
Тем более не было у Бестужева недостатка в хитрости. Он по праву считался одним из первых интриганов этой интриганской эпохи. Канцлер очень хорошо умел пользоваться настроениями и манипулировать слабостями царицы. Знал, когда лучше подсунуть нужный документ, как повернуть дело в свою пользу, нажав на те или иные клавиши ее души. На документе, который Елизавета, очень не любившая скучные бумаги, должна была прочесть во что бы то ни стало, Алексей Петрович делал завлекательные приписки вроде: «Ея Величеству не токмо наисекретнейшего и важнейшего, но и весьма ужасного содержания». Так и решались судьбы Европы.
Уловки уловками, однако Бестужев был человеком с идеологией, во всяком случае, с идеей, которую продвигал с неустанным упорством. В истории она получила название «Бестужевской системы».
Эта стратегия строилась на сдерживании Пруссии, нового активного игрока на европейской сцене. При короле Фридрихе II эта страна быстро наращивала военную мощь, и ее интересы начинали сталкиваться с российскими. Поэтому Бестужев крепко стоял за союз с Австрией, тоже враждебной Берлину, и вредил Франции, которая соперничала с Веной. Отсюда же, по мысли канцлера, проистекала необходимость дружить с Англией – вечной оппоненткой Версаля.