Единственной административной акцией на этом фронте было внезапное и странное восстановление гетманства на Украине. В этом Елизавета уж точно не следовала заветам отца, потратившего немало сил на то, чтобы ослабить и вовсе отменить этот атрибут малороссийской автономии. Анна, не клявшаяся в верности петровской политике, с 1734 года держала место гетмана пустым, приучая юго-западную окраину империи к прямому управлению. Провинцией руководил российский чиновник, именовавшийся министром.
И вдруг в 1747 году вышел царский указ гетману снова быть, притом с прежними правами, то есть на положении полусамостоятельного вассала. Малороссийские дела передавались в ведомство Иностранной коллегии, тем самым область официально как бы выходила из состава метрополии и превращалась в протекторат.
Этот противный имперской логике шаг объяснялся двумя субъективными причинами. Во-первых, незадолго перед тем государыня совершила поездку на Украину, и повсюду ее встречали депутации, чередовавшие лесть с верноподданнейшими просьбами о восстановлении старинной привилегии. Добрая Елизавета Петровна смилостивилась. А во-вторых, она хотела сделать приятное фавориту Алексею Разумовскому, чей брат Кирилл и получил гетманскую булаву (назначение выглядело как выборы, но сути это не меняло).
К тому времени Кирилл Разумовский имел уже множество почетных званий (в том числе президента Академии наук), а гетманский титул возносил его на еще большую высоту, но молодой, блазированный вельможа, уже забывший, что в детстве пас на Украине коров, такой чести не обрадовался. Он попытался завести в своей резиденции европейские обычаи с балами и спектаклями, но все же очень томился в глухом Глухове по столичному блеску и при первой возможности надолго сбегал в Москву или Санкт-Петербург.
Восстановление гетманства нисколько не прибавило Украине вольностей и осталось не более чем временной аберрацией. Эволюция империи обратного хода не знает.
Если украинские события были скорее комичными, то в заволжских лесах в 1755–1756 годах развернулась настоящая трагедия.
Там вновь разгорелось башкирское восстание, более кровавое, чем в 1735–1740 гг. Причиной возмущения стали отмена права местных жителей на добычу соли, грубое миссионерство и попытки перевести часть податного населения в крепостные.
Восставшие убивали чиновников и солдат, жгли почтовые станции и казенные заводы.
Мятеж вспыхнул в разных местах, но не слился в единое движение, поэтому правительственные отряды гасили очаг за очагом – с крайней жестокостью. Из центральных губерний слали новые и новые войска, число которых в конце концов достигло пятидесяти тысяч (при том что всех башкиров с женщинами и детьми насчитывалось тысяч двести). В итоге примерно четверть народа попросту ушла от притеснений за границы империи – в казахскую степь.
Кирилл Григорьевич Разумовский
Война начала затихать, когда правительство отказалось от самых непопулярных мер вроде принудительной христианизации или прикрепления крестьян к земле.
Героем башкирского восстания был мулла Габдулла Галиев по прозвищу Батырша. Главным его оружием было слово. Батырша выпустил воззвание ко всем башкирам и мусульманам не поддаваться власти христиан и объявить им священную войну. Этот идеолог сопротивления в конце концов был выдан врагу своими соплеменниками – теми, кто остался верен властям.
Поскольку милостивая Елизавета Петровна на смертную казнь никого не отправляла, Батыршу иссекли кнутом, вырвали ноздри и посадили в Шлиссельбургский каземат, а потом, чтобы не дерзил, еще и вырвали язык. Но мулла не смирился и онемев. Однажды он напал на тюремщиков, убил четверых и погиб сам.
Скоро башкиры станут одной из главных ударных сил Пугачевской войны.