Несчастное семейство поселили в далеких Холмогорах, под крепкой охраной. Низложенного императора у родителей забрали. Бывшая правительница Анна Леопольдовна умерла 28-летней, родив еще несколько детей. Антон-Ульрих прожил в неволе тридцать три года и скончался. Дети выросли, потом постарели. Старшая дочь сошла с ума.
Наконец, через сорок лет после переворота, милостивая Екатерина II, уже утвердившаяся на престоле и переставшая бояться соперников, отпустила ссыльных в Данию, к тамошней королеве, их тетке, но с непременным условием, что их там тоже будут держать в изоляции. Условие было исполнено.
Последней из всех, уже в следующем веке, умерла принцесса Екатерина Антоновна. Н. Эйдельман цитирует ее письмо духовнику отцу Феофану (она, разумеется, была православной и русскоязычной): «Што мне было в тысячу раз лючше было жить в Холмогорах, нежели в Горсенсе. Што меня придворные датские не любят и часто оттого плакала… и я теперь горькие слезы проливаю, проклиная себя, что я давно не умерла».
Свергнутый законный император все время нервировал власть самим фактом своего существования. Тайная канцелярия доносила, что в народе августейшего младенца не забывают, жалеют. В разговорах недовольных чуть что всплывало имя Иоанна, и при том, что настоящих заговоров при Елизавете не возникало, правительство их очень боялось. Одной из причин неадекватно жестокой расправы со сплетницами Анной Бестужевой и Натальей Лопухиной было обвинение в сочувствии брауншвейгской фамилии.
Елизавете нужно было закрепить наследование за своей, петровской, линией, и вариант здесь мог быть только один. От покойной сестры Анны, герцогини Шлезвиг-Гольштейн-Готторпской, остался сын – родной внук Петра Первого. Правда, вопреки пресловутому завещанию Екатерины он принадлежал к другой вере, зато был круглым сиротой (его отец, амбициозный Карл-Фридрих, в свое время вытолканный Меншиковым из России, недавно очень кстати умер). Значит, Елизавета могла надеяться, что наследник окажется под ее полным контролем.
За отроком отправили гвардейского офицера, и тринадцатилетний Карл-Петер-Ульрих фон Шлезвиг-Гольштейн-Готторп, никогда не бывавший в России и не знавший языка своих будущих подданных, был доставлен в Петербург. Там его поскорее «русифицировали», перекрестив в православие и переименовав в Петра Федоровича. Однако очень скоро выяснилось, что надежда монархии слаб здоровьем и весьма малообещающ в смысле личных качеств (об этом будет рассказано позднее).
Что ж, решила Елизавета, тогда царевича нужно побыстрее женить и посмотреть, не окажется ли следующее поколение более удачным.
Выбор невесты для Петра Федоровича превратился в настоящую баталию, где столкнулись очень серьезные силы – ведь речь шла о будущем великой империи. Только что вступивший в должность Бестужев-Рюмин ратовал за дочь польского короля Августа III, враждебного Пруссии, но оппоненты еще не окрепшего Алексея Петровича взяли верх. Они уговорили императрицу остановить выбор на дочери принца Ангальт-Цербстского, который служил в армии Фридриха II. Если учесть, что юный наследник с детства преклонялся перед прусским монархом, который из Голштинии казался величайшим государем мира, получалось, что «прусская» партия одержала полную победу.
Юный Петр Федорович с юной супругой
В последующие годы канцлер Бестужев одолевал политических врагов, потихоньку достраивал свою направленную против Берлина «систему», но вся эта конструкция выглядела крайне ненадежной. Было ясно, что как только Елизавета умрет (а она в 1750-е годы стала часто болеть), курс Санкт-Петербурга развернется на 180 градусов, что будет скверно для национальных интересов России и произведет хаос в европейской политике.
Надежды на нового, более отрадного наследника оправдались не скоро. Молодая чета смогла произвести на свет сына лишь через десять лет после свадьбы, в 1754 году. Елизавета немедленно забрала маленького Павла Петровича к себе, но всем было очевидно, что подрасти он не успеет.