Евреи и христиане в православных обществах Восточной Европы

Вопреки распространенному мнению о Российской империи как о стране-рассаднике кровавых наветов, процессов по делам о ритуальным убийствах, которые имели бы серьезные последствия и резонанс в масштабах всей страны, было немного. Краткий анализ наиболее известных дел позволяет нам сделать ряд наблюдений по поводу обвинений евреев в ритуальных убийствах в «православной России». Все эти случаи соответствуют одной общей модели: антиеврейские обвинения появляются на местном уровне, как правило, среди католического или униатского населения, местные власти подходят к таким делам с априорными представлениями о том, что евреи, в принципе, способны совершать ритуальные убийства; известную роль играют признания евреев-выкрестов, людей с весьма сомнительными моральными качествами и вовсе без претензий на образованность. Лишь в этот момент в дело вмешивались российские центральные власти. Они обыкновенно смотрели на такие обвинения со скептицизмом, но, исходя из того, что имеют дело с уголовным преступлением, требовали проведения тщательного расследования, которое составляло основу процесса. Столичные власти считали необходимым также поручить кому-либо составление доклада о достоверности самого предположения о возможности совершения евреями ритуального убийства. При этом православное духовенство весьма редко выступало экспертом: расследования уголовных дел не входили в компетенцию церкви, население региона не было православным, в самой церкви не было опыта изучения подобных случаев. Не было ни одного случая, в котором православное духовенство выступило бы движущей силой кровавого навета.

Наиболее известными процессами по кровавым наветам были следующие:

Гродненское дело (1816–1817), в котором евреи местности в районе Гродно были обвинены в убийстве с ритуальными целями четырехлетней девочки Марии Адамович. Б составлении обвинения властям помогал выкрест, некто Савицкий, подготовивший записку о ритуальном использовании евреями христианской крови. Ссылки на ритуальные мотивы (и ряд других сопутствующих обвинений) были элиминированы из процесса по повелению Александра I, который приказал «найти настоящих виновников» преступления. Таким образом он прореагировал на жалобы так называемых «депутатов еврейского народа». Позднее Александр подтвердил указ министра духовных дел А.Н. Голицына о том, чтобы власти не предпринимали уголовных расследований на основе обвинений в ритуальном убийстве[674].

Белижское дело (1823–1835) началось после убийства возле Белижа, местечка в Витебской губернии, трехлетнего мальчика Федора Емельянова. На поздних этапах расследования обратившийся в христианство еврей Грудинский представил «доказательства» из еврейских религиозных книг. Генерал-губернатор сыграл большую роль в продвижении вперед расследования. Обвиненные в преступлении евреи были в конце концов освобождены в 1835 г., хотя Николай I высказал озабоченность тем, не существует ли среди евреев на самом деле практика ритуальных убийств[675].

Саратовское дело (1852–1856) стало первым случаем кровавого навета за пределами черты оседлости. Были обнаружены тела двух убитых мальчиков с видимыми следами совершенного обрезания. Движущей силой процесса был один из чиновников в Министерстве внутренних дел, некто Дурново. Обвиняемыми оказались солдаты-евреи, принявшие православие, из местного гарнизона. Расследование затронуло буквально всех евреев региона, в общей сложности более сорока человек были арестованы. Власти анализировали все еврейские книги и рукописи, которые смогли найти, создав специальную комиссию. Арестованные солдаты были признаны виновными. Саратовское дело побудило профессора Даниила Хвольсона опубликовать в 1861 г. работу «О некоторых средневековых обвинениях против евреев»[676]. Однако в целом саратовское дело широко в прессе не освещалось[677].

Шавлинское (Тельшяйское) дело (1861) – процесс в Шавлинском уезде Ковенской губернии стоит особняком по нескольким причинам. Это был первый кровавый навет, во время которого еврейская пресса подвергла жесткой критике достоверность обвинений. Б защите обвиненных главную роль сыграл молодой маскил (сторонник еврейского Просвещения, Гаскалы) и будущий поэт, писавший свои стихи на иврите, Лев Гордон. Начиная с этого дела, тема ритуальных убийств стала освещаться русской журналистикой[678].