Евреи и христиане в православных обществах Восточной Европы

Арестованные в ходе сенненского дела четыре еврея не были осуждены за ритуальное убийство, однако усилия Стукова не остались бесплодными. В это время в Могилевскую губернию прибыл известный поэт Г.Р Державин. Он был направлен сюда как один из членов Сената, которых посылали время от времени в провинцию для проведения инспекций. Державин не был рад своей миссии; он был убежден, что это кабальное поручение имело целью оправдать конфискацию имений бывшего фаворита императрицы С.Г. Зорича. Миссия была обоснована жалобой шкловских евреев, арендаторов имений Зорича, на действия последнего[671]. Стуков послал поэту копию своего доклада, а Державин, в свою очередь, написал императору Павлу, чтобы узнать, следует ли ему продолжать расследование по делу Зорича: обвинения опирались на показания евреев, данные под присягой, и если признать, что евреи – это «раса», способная на ритуальное убийство, их присяга была бы признана недействительной. На Павла обвинения евреев в ритуальных убийствах произвели впечатление, достаточное для того, чтобы потребовать комментариев у доктора Авраама Бернгарда. Опровержение последним мифа о ритуальных убийствах убедило Павла, и он приказал Державину продолжить расследование[672].

Собранные данные пригодились позднее. Б 1800 г. Г.Р. Державин вернулся в Белоруссию для того, чтобы расследовать причины голода. Он также подготовил обширный проект по реформированию всех аспектов жизни еврейского населения Российской империи. Обсуждая моральный уровень белорусских евреев, Державин вновь поднял вопрос о кровавом навете. На этот раз он был много более скептичен:

«Там же то есть в сих кагалах, исполняются или по крайности, теперь только защищаемы бывают те христианские кровопролития, в коих Иудеи по разным временам и царствам подозревались и поныне по архивам замечаются, что видеть можно из приложений под литерою Д, хотя я, с моей стороны, о сих кровопролитиях думаю, что если они и бывали где-либо в древности то не иначе как токмо по исступлению некоторых их фанатиков, но счел однако за нужное не выпустить их из виду»[673].

Очевидный скетицизм Державина был уравновешен присоединением к проекту приложения, в котором были перечислены случаи обвинения евреев в ритуальных убийствах. Этот список был, по всей видимости, позаимствован из доклада Стукова, пользовавшегося сочинением Г. Пикульского, который, в свою очередь, использовал книгу Я. Серафимовича.

Из этой же среды в 1800 г. вышло еще одно сочинение, которое будет иметь значение для распространения кровавого навета. Это была греческая рукопись, которая называлась «Книга монаха Неофита». Ее авторство приписывается крещеному еврею, бывшему раввину, который принял крещение и стал монахом. Она характерна как одна из немногих книг по кровавому навету, появившихся в греческом православном ареале. Ирония состоит в том, что эта книга во время дела Бейлиса являлась главным источником для «экспертизы» католического священника Юстинаса Пранайтиса. Сам Пранайтис усматривал значимость этой работы в том факте, что ее копию он нашел в библиотеке Санкт-Петербургской Духовной академии. Эта книга принадлежала к тому жанру соответствующей литературы, который представлял дело от имени бывшего еврея, который якобы от самих евреев знал об их тайной потребности в христианской крови, сам участвовал в ритуальном убийстве и поэтому раскрыл «рецепт» использования полученной крови в пасхальной маце – «доказательство», ставшее неотъемлемым мотивом всей антиеврейской литературы, посвященной кровавому навету.

Кровавый навет в Российской империи