Евреи ислама

Некоторые аспекты этой истории требуют комментариев. Один из них — кровавый навет. Обвинение в использовании человеческой крови в ритуальных целях сначала, по-видимому, было выдвинуто язычниками против ранних христиан, затем самими христианами против евреев и стало расхожей темой христианского антисемитизма с самых ранних времен по сей день. В классические исламские времена эта особая форма антиеврейской клеветы была, похоже, неизвестна. Впервые в исламском ареале кровавый навет зафиксирован во время правления османского султана Мехмеда Завоевателя, и почти наверняка он возник в массовой греко-христианской среде под османской властью. Такие обвинения были распространены ранее, в Византийской империи. При Османах они происходили нечасто и обычно осуждались властями⁴.

Кровавый навет стремительно распространяется в XIX веке, когда такие обвинения, порой сопровождаемые вспышками насилия, возникают по всей Османской империи. Дамасское дело 1840 года, возможно, было первым и далеко не последним. В дальнейшем в XIX и XX веках кровавый навет на евреев становится почти обычным явлением в османских землях: Алеппо (1810, 1850, 1875), Антиохия (1826), Дамаск (1840, 1848, 1890), Триполи (1834), Бейрут (1862, 1874), Дейр-эль-Камар (1847), Иерусалим (1847), Каир (1844, 1890, 1901–1902), Мансура (1877), Александрия (1870, 1882, 1901–1902), Порт-Саид (1903, 1908), Даманхур (1871, 1873, 1877, 1892), Стамбул (1870, 1874), Буюкдере (1864), Кузгунджук (1866), Эйюп (1868), Эдирне (1872), Измир (1872, 1874) и еще чаще в греческих и балканских провинциях⁵. В Иране и Марокко, напротив, при общей враждебности к евреям это конкретное обвинение долгое время оставалось практически неизвестным, предположительно потому, что христианское присутствие там было меньше, а европейское влияние пришло позже⁶.

Следует отметить четыре особенности. Во-первых, навет почти всегда зарождался в христианской среде и часто пропагандировался христианами, особенно греческой прессой; во‐вторых, эти обвинения иногда поддерживались и даже стимулировались иностранными дипломатическими представителями, особенно греческими и французскими; в‐третьих, евреи, как правило, могли рассчитывать на османские власти и их помощь там, где была возможность ее оказать. И наконец, еврейские общины, подвергающиеся угрозе подобных обвинений, все чаще и чаще могли вызывать сочувствие и даже получать активную поддержку со стороны британских представителей, к которой иногда присоединялись прусские и австрийские⁷.

Происходя, по-видимому, из христианских общин, обвинения распространялись далее. К началу XX века они стали частью антиеврейской кампании в некоторых египетских мусульманских газетах, и далее — общей темой в мусульманской антиеврейской литературе на Ближнем Востоке и в других местах. В докладах британских представителей в Египте как до, так и после оккупации время от времени выражается озабоченность по поводу опасных последствий такой клеветы. Там же мы видим гнев британских представителей на равнодушное, а иногда и активно одобрительное отношение представителей некоторых других европейских держав к этим обвинениям.

Британская забота о евреях Ближнего Востока и Северной Африки не была продиктована исключительно либеральными и гуманистическими принципами, хотя важность этих принципов в викторианской Англии не следует цинично недооценивать. Вместе с тем существовали некоторые дополнительные соображения. Франция и Россия, две главные имперские соперницы Великобритании, создали виртуальные протектораты, один над римскими католиками, а другой над православными христианами Османской империи. Хотя православных было гораздо больше, католиков тоже насчитывалось немало, а в Сирии и Египте, в частности, арабоязычные католики и униаты играли важную культурную и коммерческую роль. Особые отношения Франции и России со своими единоверцами предоставляли правительствам этих стран — за счет чрезмерно расширительного толкования договорных привилегий — гипотетическое право на вмешательство в османские дела, когда они сочтут необходимым. Это также обнаруживало чрезвычайно полезные точки соприкосновения и поддержки с важным, социально активным и влиятельным сегментом османского населения.