Более того, ценности, верования и установки некоторых других культур, как мы увидим дальше, способствуют достижению этих целей, и в этом отношении особенно выдающиеся результаты демонстрируют еврейская (иудейская), конфуцианская и протестантская культуры. (Я перечисляю их в этом порядке из соображений хронологии: еврейская культура — с соответствующими ценностями, верованиями и установками — существует примерно 4000[2]
, конфуцианская — 2500, а протестантская — 500 лет.) Эти, а также некоторые другие религиозные или этнические группы, такие как мусульмане-исмаилиты, католики баски, сикхи и мормоны, пользуются плодами того набора ценностей, который может быть назван «универсальной культурой прогресса» (Universal Progress Culture). Сюда входят, например, сосредоточенность на будущем, образование, успех, достоинство, бережливость и этичное поведение. В столь несхожих географических условиях, как Швеция, Гонконг и США, этот набор ценностей создает наиболее успешные общества — общества, получающие наибольший выигрыш отКультурный капитал добавляет новое измерение к более ранним понятиям капитала, к числу которых относятся:
• финансовый/ресурсный капитал или капитал как собственность (Адам Смит и Карл Маркс);
• человеческий капитал — качество рабочей силы (Гэри Беккер);
• социальный капитал — свойственная обществу тенденция поощрять объединение своих членов (Гленн Лоури, Джейм Коулмен, Роберт Патнэм и Френсис Фукуяма).
Культурный капитал, который рассматривается в первой главе этой книги, тесно связан с человеческим и социальным капиталом; он может рассматриваться как ключевое условие, способствующее росту последних. В обществах, где ценится успех и образование, больше человеческого капитала; в обществах, делающих упор на этичное поведение и доверие, больше социального капитала.
Конец мультикультурализма
С конца 60-х годов XX в. доминирующей характеристикой политического и интеллектуального ландшафта Запада все больше становился мультикультурализм — особенно в США и Канаде, где иммиграция существенно меняет этнический и религиозный состав обоих обществ. Примечателен связанный с этим факт, что в последние десятилетия в этих двух странах резко снизился уровень доверия, измеряемый в рамках проекта World Values Survey[3]
. Недавно Роберт Патнэм в качестве главного фактора, внесшего вклад в это уменьшение, указал на иммиграцию: «В краткосрочной перспективе присутствие вокруг нас людей, от нас отличающихся, увеличивает неопределенность — мы замираем, втягиваем голову в плечи и меньше доверяем кому бы то ни было. Подобно черепахе при появлении некоей пугающей угрозы, мы прячемся в панцирь»[4].Мультикультурализм стал также доминирующей темой в дискуссиях по поводу международного развития, например во Всемирном банке, где, в частности, заявление экономического историка Дэвида Ландеса на конференции Всемирного банка в 2000 г. о том, что некоторые культуры являются «ядом» для экономического развития, вызвало шок у значительной части слушателей[5]
. И мультикультурализм был одной из ключевых неявных посылок доктрины администрации Буша: «Эти ценности свободы правильны и истинны для каждого человека и в любом обществе»[6].Однако мультикультурализм базируется на хрупком основании — культурном релятивизме, т.е. на представлении, что ни одна культура не лучше и не хуже, чем любая другая, она просто иная. Антрополог Рут Бенедикт, автор классического исследования японской культуры «Хризантема и меч»{2}
, писала, что все культуры представляют собой «сосуществующие и в равной степени правомерные жизненные модели, которые человечество создало для себя из исходного материала существования». С ее точки зрения, «каждая культура самодостаточна, автономна, отдельна от других, но в то же время равна всем другим. Все имеет смысл в своем контексте, и все, что нам нужно, — это знать контекст, чтобы понимать, что люди делают и почему они делают это»[7].Несомненно, адресованный антропологам культуры совет заниматься полевыми этнографическими исследованиями — это правильный совет. Если целью является полное понимание системы ценностей, сильно отличающейся от собственной, этноцентризм может сильно исказить процесс поиска и конечные выводы. Но что если задача состоит в том, чтобы оценить степень, в которой та или иная культура способствует продвижению к демократической системе правления, социальной справедливости и ликвидации бедности, т.е. к целям, содержащимся во Всеобщей декларации прав человека ООН? В этом случае культурный релятивизм становится гигантским препятствием, поскольку требуемая оценка предполагает, что одни культуры в большей степени питают прогресс, чем другие, и оспаривает саму суть культурного релятивизма.
Религиозный релятивизм