Уже в Средние века «грамотность мужчин была почти поголовной. Большая часть еврейского общества занималась духовными вопросами и, во всяком случае, была в состоянии следить за ними. Ученость была идеалом, ученый – наиболее уважаемой личностью. Успехи в учении служили основой повышения в общественном положении… Средний уровень образования в еврейских общинах равнялся только тому, на котором находились монастыри и школы при соборах (если не считать некоторых городов Италии)» [9, с. 271].
Общины евреев ашкенази, обитателей Польши и Западной Руси, за свой счет содержали иешиву и юношей «бахурим», которые учились в иешиве. К каждому такому бахурим приставляли не менее двух мальчиков «неарим», которых он должен был учить, дабы упражняться в преподавании Талмуда и в научных прениях.
«Каждый юноша со своими двумя учениками кормился в доме одного из состоятельных обывателей и почитался в этой семье, как родной сын…
И не было почти ни одного еврейского дома, в котором сам хозяин, либо его сын, либо зять, либо, наконец, столующийся у него ешиботник не был бы ученым; часто же все они встречались в одном доме».
В результате «нет такой страны, где бы святое учение было бы так распространено между нашими братьями, как в Государстве Польском» [25, с. 519].
Забота об учении была важным общественным делом, которое и финансировалось не «по остаточному принципу» и занимало немало времени и силу руководителей общины.
«При начальнике иешивы состоял особый служитель, который ежедневно обходил начальные школы (хедеры) и наблюдал, чтобы дети учились в них усердно и не шатались без дела. Раз в неделю… ученики хедеров обязательно собирались в дом «школьного попечителя», который экзаменовал их в том, что они прошли за неделю, и если кто-нибудь ошибался в ответах, то служитель его крепко бил плетьми, по приказанию попечителя, и также подвергал его великому осрамлению перед прочими мальчиками, дабы он помнил и в следующую неделю учился лучше… Оттого-то и был страх в детях, и учились они усердно… Люди ученые были в большом почете, и народ слушался их во всем; это поощряло многих домогаться ученых степеней, и таким образом земля была наполнена знанием» [25, с. 520].
«В иешиботах польско-литовских городов учащаяся молодежь пользовалась всеобщим уважением. Даже после того, как эти молодые люди оставляли иешиботы и становились купца-Ми или арендаторами, они продолжали заниматься изучением Талмуда и дискуссиями о нем. Богатые члены общин, даже те, кто сам не отличался ученостью, старались заполучить в качестве женихов для своих дочерей выдающихся учеников иеши-бот, невзирая на их материальное положение. Таким образом, создалось еврейское руководство, состоящее из богатых и ученых» [9, с. 358].
Как видно, для участия в руководстве общиной мало было быть, и даже не всегда было обязательно быть богатым. И мало того… Образование было почти недоступно основной массе русского и украинского народов еще в начале XX века, но оно вполне было доступно «миллионам жителей гнилых местечек, старьевщикам, контрабандистам, продавцам сельтерской воды, отточившим волю в борьбе за жизнь и мозг за вечерним чтением Торы и Талмуда» [3, с. 44].
Доступно не потому, что кто-то создавал им особые условия. Совершенно очевидно, что особых условий для учения никто продавцам сельтерской воды не создавал, это они тратили на учение свое время – кровное время, свободное от мелочной торговли.
Что делать? Евреи в этом вопросе обогнали нас на несколько веков. Мы – отсталый народ, а вот евреи – передовой. Можно сердиться по этому поводу. А можно догонять… Догонять гораздо интереснее!
Опасаясь вызвать недовольство, а то и ярость единоверцев, отмечу еще один важнейший фактор: это сам по себе иудаизм.
К одному из самых сильных сторон христианства относится то, что христианство создает тип активного, деятельного человека. Действительно – идеал находится вне мира. Идеал – только у Бога. Материальный мир и в том числе сам человек весьма далеки от совершенства. Сравнивая мир с идеалом, христианин стремится если и не привести его к полному совершенству (что невозможно), то хотя бы приблизить к идеалу.
Сравнивая с идеалом самого себя, христианин вынужден делать вывод о своей греховности, и делать принципиально то же самое – приводить самого себя к идеалу. Ведь в человеке, как мы верим, сталкивается высшее, божественное, и тварное – то есть животная, природная сущность. Тварное и божественное борются, и свободная воля человека определяет, что же именно в нем победит.