Мало работать так же хорошо, как все окружающие. Евреи в средневековой Англии и Франции работали не хуже, а, пожалуй, даже лучше, чем ломбардские купцы и банкиры. Но лам-бардцы были «свои», христиане, и как только без евреев смогли обойтись, так сразу же их и выгнали. Еврей внутренне, на уровне подсознания убежден: он должен работать не просто лучше других, а с большим отрывом от других. Иначе от него быстро избавятся.
К этому добавляется естественное человеческое стремление делать свое дело хорошо, подспудное стремление к совершенству. Такое стремление есть у всех людей, но у евреев с их страхом изгнания, уничтожения, насилия желание работать хорошо приобретает особенно рафинированные, порой какие-то судорожные формы.
Могу дать читателю вполне серьезный совет: если вы попали в чужой город, вы никого не знаете в этом городе и вам срочно надо выдернуть зуб, из двух кабинетов с надписями «Гершензон» и «Иванов» выбирайте тот, на дверях которого написано «Гершензон». Гарантию, разумеется, дает только страховой полис (а в наше время и он гарантий не дает), но при прочих равных обстоятельствах лучше пойти к еврею. Ученые степени врут, их можно купить или присвоить безо всякого на то основания. Никакая новая техника не заменит профессионального мастерства. А шансов на то, что еврей – хороший специалист, больше. Евреи чаще и острее, чем люди других народов, считают, что плохо работать – это стыдно. И еще они считают, что плохо работать – опасно.
Во-вторых, еврей волей-неволей знает несколько языков. Живя среди других народов, он вынужден говорить на языках тех, кто вокруг. Женщины еще могли не учить языков гоев, особенно если община большая и все необходимое можно купить-починить-заказать внутри общины. Да и еврейки часто вынуждены были знать языки. А уж мужчины были просто обречены на знание нескольких языков.
Сефарды говорили на спаньоль… Но ведь и знание испанского оставалось необходимым. И арабского. На каком, по-вашему, языке говорил Маймонид с другими придворными и с самим калифом? На иврите? Но и иврит мцогие знали, писали на нем стихи и философские трактаты. Переводили Аристотеля с греческого на латынь и на латыни беседовали с европейскими книжниками про Цельса, Авиценну и Феофраста.
То есть я не утверждаю, что каждый из евреев Испании знал все эти языки в полном совершенстве, но даже самый низкопоставленный, коснеющий в полном убожестве иудей вынужденно знал два-три языка – хотя бы на уровне бытового, повседневного общения. А еврейская интеллигенция была, и тоже поневоле, полиглотной.
В странах Европы – местный язык, иврит, а для образованных еще и латынь. Если заниматься торговлей, то местный язык нужен не один. Если торговля международная, то нужны языки еще и восточные.
Ашкеназский еврей говорил на идиш, знал иврит, польский и западнорусский (много позже назовут его украинским). Желательно было знать и немецкий, а после вхождения Польши в состав Российской империи – и литературный русский язык, на котором объяснялась администрация, который стал официальным языком делопроизводства.
Язык – это ведь тоже верное средство для тренировки мозгов. Даже не выученный до конца или плохо выученный язык открывает человеку новую систему представлений о мире ценностей, взглядов, сравнений, образов. Это и само по себе будит мысль, пришпоривает воображение, толкает ввысь и вперед. А тут еще включается сравнение… У нас вот так… У испанцев вот так… А у поляков – вон оно как… А у русских…
Еврей поневоле оказывался всю свою историю в межкультурном пространстве. Волей-неволей он должен был объясняться с людьми разных народов, разных культур и языков. От этого растет неуверенность в «единственно правильных» способах реагировать на окружающее, понимание, что каждую проблему можно увидеть по-разному. И предложить много решений… То есть происходит расширение сознания, растет умение смотреть на явление со стороны.
Я много раз убеждался в том, что мои еврейские коллеги лучше умеют видеть ситуацию «извне». То есть у нас, европейских интеллектуалов, это тоже неплохо получается, но видеть столкновения народов с «птичьего полета», понимать, кому и что надо друг от друга, евреи в целом умеют гораздо лучше. Случайно ли лучшие культурологи России, да, пожалуй, и всей Европы – Лотман и Гуревич? Я совсем не уверен, что это случайно.
Чарльз Дарвин вполне серьезно считал, что качества, приобретенные при жизни организма, передаются потомству.
Немецкий врач Роберт Кох в 1865 году доказал, что это не так. Роберт Кох отрезал мышам хвосты. Бесхвостые мыши размножались, у них рождались хвостатые мышата. Роберт Кох им тоже отчекрыживал хвосты, и, лишенные своих розовых хвостов, белые мыши производили новое, тоже хвостатое поколение.
Когда на свет появилось 22-е поколение хвостатых мышей, роберт Кох перестал уродовать бедных зверюшек и сел писать статью о том, что приобретенные при жизни признаки не передаются по наследству.