Евреи в русской армии: 1827—1914.

В результате пролетаризации у евреев России и Польши стали ослабевать этнические связи. Наметился отход части еврейского населения от традиционности и обрядности, сопровождавшийся стремительной радикализацией русского еврейства. Еврейские солдаты, бывшие рабочие-агитаторы, подключились к пропагандистской деятельности в армии с самого начала 1900-х. В предреволюционные годы (1897–1905) и во время русской революции 1905 г. еврейские солдаты — члены Бунда, СР и РСДРП — отстаивали интересы русского социалистического движения. Независимо от своих политических пристрастий и солидарности с русским социализмом, еврейские солдаты, члены военных комитетов и революционных групп, использовали еврейскую самоидентификацию как инструмент и важное прикрытие своей революционной деятельности, но не как основу для ведения борьбы за еврейское равноправие в целом или за отмену черты оседлости в частности. В этом смысле они принадлежат скорее русской, чем русско-еврейской истории. И в то же время основной контингент еврейских солдат стоял в стороне от революционной деятельности и хранил верность «царю и отечеству». Интенсивная «социализация» еврейской солдатской массы произошла после 1914 г. — как реакция на организованные армией погромы в западных губерниях, массовое изгнание евреев из прифронтовой полосы, коллективное обвинение всего русского еврейства в «шпионаже» и триумфа черносотенной идеологии — последнего оружия разваливающейся империи^{1132}.

«Еврейская» политика Военного министерства была в высшей степени непоследовательной. С одной стороны, военная бюрократия пыталась уравнять евреев с остальным населением — в смысле их прав и обязанностей по военной службе. С другой стороны, Военное министерство было вынуждено согласовывать военное законодательство, касающееся евреев, с общегосударственными законами, регулирующими жизнь евреев в империи. В результате в армии сложилась особая система «исключительных» еврейских законов и подзаконных распоряжений (мы назвали ее «чертой оседлости» в армии), которые запрещали евреям выслугу по службе и существенно ограничивали круг доступных им нестроевых должностей. Но в решающий момент Военное министерство не пошло на поводу у консервативных кругов и не заняло резкой антиеврейской позиции. На фоне ультраправых тенденций государственной политики по отношению к евреям «еврейскую» политику Военного министерства можно считать умеренной и прагматичной.

Русская и русско-еврейская литература восприняли включение евреев в группу, подлежащую призыву в армию, как первый шаг к интеграции еврейского общества в российское и как залог будущего равноправия евреев перед законом Российской империи. Еврейский солдат оказался одной из центральных фигур русско-еврейской литературы, неизменным символом взыскуемой интеграции восточноевропейских евреев. И Осипу Рабиновичу, и Исааку Бабелю еврейский солдат нужен был для того, чтобы решить с его помощью важнейший вопрос: возможно ли интегрировать евреев в русскую культуру? Вопрос интеграции, не решенный (по крайней мере, официально) до февраля 1917 г., был столь важен, что бывшие солдаты русской армии, евреи по происхождению, стилизовали свои мемуары под произведения художественной литературы. Произведения о еврейском солдате, таким образом, отражали не историко-культурную реальность, а отношение их авторов к проблеме эмансипации. Русская и русско-еврейская литература предложили весь спектр возможных ответов на вопрос о еврейской интеграции, призвав солдата-еврея принести как жертву на алтарь русской культуры свое еврейство.

Армия немало сделала для этой интеграции. Задолго до образовательной реформы армия обучила евреев русской грамоте и за полстолетия до дарования им гражданских прав сделала из них пламенных патриотов отечества. Уволенные в запас еврейские солдаты оказались среди законопослушных российских подданных. Мы находим бывших солдат среди сторожей, посыльных, телохранителей, швейцаров, домоправителей, а также среди музыкантов, мелких торговцев, ремесленников и владельцев мастерских. Типичные примеры — бывший кантонист Мейер, управляющий домом Барона Гинцбурга в Санкт-Петербурге, и запасной солдат Мендель Бейлис, служащий на кирпичном заводе в Киеве.