Евреи в русской армии: 1827—1914.

В конце 1856 г. партионный офицер Усов, прапорщик 1-го Архангельского гарнизонного батальона, сопровождавший группу кантонистов на службу в 6-й армейский корпус, доложил начальству, что сорок один кантонист из крещеных евреев отказывается исполнять обряды христианской религии, а трое — Юдович, Лезирович и Мейерович — продолжают исполнять ритуал по еврейскому обряду. Штаб корпуса внутренней стражи, в непосредственное распоряжение которого должны были поступить кантонисты, затребовал на всех выкрестов послужные списки, организовал специальную комиссию и в течение первой половины 1857 г. вел следствие^{401}. Между тем о своем нежелании оставаться в православии объявил, кроме сорока одного, еще пятьдесят один крещеный еврей, к которым впоследствии присоединилось еще шестнадцать. «Отказываются ходить по субботам на работу и называют себя евреями», сообщали донесения по Военно-морскому флоту, ужасаясь масштабам происходящего; 103 человека (!) «в аракчеевских казармах молятся по еврейскому закону», пользуются молитвенниками и другими предметами культа^{402}. Расследование вел штаб-офицер Соколов, допросивший не только кантонистов и архангельское батальонное начальство, но и их крестников. Одновременно комиссия привлекла к следствию нескольких евреев, служивших в Кронштадте и проходивших ранее обучение в Архангельске, среди них матросов Фейферта и Федцлера. Матросы подтвердили, что в батальоне силой заставляли учить православные молитвы, жестоко наказывали за каждый проступок и советовали перейти в христианство, чтобы избежать дальнейших наказаний. Какого рода наказания и за какие проступки — об этом следственные документы умалчивают.

Сами кантонисты на допросах признались, что решили согласиться на крещение под давлением, причем, заметим особо, только для того, чтобы по выходу из батальонов возвратиться в иудаизм. Устроив генизу для книг и предметов еврейского ритуала, они терпеливо ждали, пока их не переведут из кантонистских батальонов в армию, чтобы откопать свое имущество и возобновить отправление культа^{403}. Однако показания крестников и батальонного начальства оказались весомей свидетельств еврейских матросов и кантонистов-выкрестов. Как и в большинстве подобных случаев, имевших место в 1856–1860 гг., следственная комиссия, прибегнув к методам, о которых можно только догадываться, убедила кантонистов оставаться в православии. В отчете следствия утверждалось, что показания кантонистов не подтвердились и что все они приняли христианство добровольно, без всяких принуждений. Дело было закрыто, хотя среди прочего в деле было отмечено (как бы для служебного пользования), что для обращения кантонистов применялись «не одни только кроткие меры увещеваний и вразумлений»^{404}. Важно заметить, что делу не был дан ход и оно не было передано в Аудиториатский департамент. То же самое произошло с десятью «совратившимися в иудейство» нижними чинами санкт-петербургских флотских экипажей, числящимися по формулярам православными. Когда они отказались исполнять православные обряды и объявили себя военнослужащими иудейского закона, их перевели из морского ведомства в военное и направили в санкт-петербургский внутренний гарнизон — подальше от посторонних глаз и скандала^{405}. Пытаясь сохранить честь мундира, отдельные департаменты Военного министерства предпочли самостоятельно разбираться с каждым конкретным «религиозным бунтом», чем заводить судебный процесс с оглаской на все военное ведомство. Эти бунты не заставили себя ждать^{406}.