«Еврейская политика» Столыпина

Отвечая Тверскому, Столыпин говорил, что в этой области и он и правительство бессильны вследствие постоянно действующих на них «различных давлений и влияний». Поэтому он не раздумал об отставке. Затем Столыпин заметил, что ему только остается лавировать. Закончил он, сказав: «Погромы теперь пока прекратились, и пока я у власти, их больше не будет».[68]

Если напомнить о двух последних погромах, организованных как раз в 1907 г., то Столыпин не выполнил обещание.

Возвращаясь к вопросу о сопротивлении правых сил, на которое натолкнулись первые шаги правительства Столыпина, следует подчеркнуть, что премьер не собирался отступать от реформ. В январе-феврале 1907 г., получив записку крайних правых членов Государственного совета о внутренней политике, Столыпин написал на ней замечание: «Реформы во время революции необходимы, так как революцию породили в большой мере недостатки внутреннего уклада… К тому же путь реформ торжественно возвещен, создана Государственная дума и идти назад нельзя. Признанием бессилия власти будет обращение всех сил на полицейские мероприятия», — закончил премьер.[69] Приведенная запись не предназначалась для опубликования и ее нашли в письменном столе после кончины Столыпина.

20 февраля 1907 года была открыта II Дума, а 6 марта на ее заседании председатель совета министров более подробно изложил программу правительства от 24 августа 1906 г. И вновь, несмотря на недавнюю неудачу, обусловленную позицией царя, он, в частности, говорил о шагах предусматривающих облегчение положения евреев: «С целью проведения в жизнь высочайше дарованных узаконений об укреплении начал веротерпимости и свободы совести министерство (т. е. правительство — А. М.) вносит в Государственную думу и Совет ряд законопроектов, определяющих отмену связанных исключительно с исповеданием ограничений».[70] Однако за три с половиной месяца существования II Думы столыпинское правительство не внесло никаких законопроектов по отмене ограничений для евреев.

Став во главе Совета министров в разгар революции, Столыпин хотел противопоставить демократическому движению и либеральной Думе активную массовую организацию правого толка и пытался делать ставку на «Союз русского народа». Например, член Главного совета союза П. Ф. Булацель сообщал о переговорах в сентябре 1906 г. премьера с союзом; видным «союзникам» тот обещал, что, если они составят большинство в Думе, то к изменению основных законов в их духе «вряд ли бы встретилось препятствие».[71] Подобному высказыванию едва ли стоит предавать значение, ибо, как известно, союз был ярым противником и столыпинских реформ и самого существования Думы. Все же это не мешало правительству финансировать союз и его черносотенную прессу; такие факты подтверждал товарищ министра внутренних дел С. Е. Крыжановский,[72] тесно сотрудничавший с Пуришкевичем.

К представителям власти, являвшимся вдохновителями еврейских погромов, никакие репрессивные меры, как указано ранее, не принимались. Но непосредственных участников погромов, убийств и грабежей приходилось судить и осуждать, что очень не нравилось Николаю II. В беседе с руководителем одесского отдела «Союза русского народа» графом А. И. Коновницыным он говорил, что русские суды относятся к участникам погромов излишне строго. «Даю вам мое царское слово, что буду всегда исправлять их приговоры по просьбам дорогого мне „Союза русского народа“»[73] (царь был почетным членом союза[74] и носил его значок).[75] Николай II выполнял свое слово и подписывал большинство «всеподаннейших докладов» министра юстиции И. Г. Щегловитова о помиловании осужденных за еврейские погромы, составлявшихся по ходатайствам различных отделов союза.[76]

Это подтвердил с думской трибуны Пуришкевич, говоривший о многих осужденных «безвинно по голословным доказательствам еврейского кагала. Когда впоследствии монархические организации одна за другой возбуждали ходатайства о помиловании, все они получили полное удовлетворение».[77] Через некоторое время к тому же вернулся член Думы Е. П. Гегечкори, но в совсем противоположном ракурсе: «Г. Щегловитов напрягает все усилия, пользуется всеми находящимися в его руках средствами, чтобы погромщики — „союзники“ не понесли заслуженной кары».[78]

Витте утверждал, что помилованием царя пользовались «явные убийцы и подстрекатели к убийствам», и помилование происходило «не без участия Столыпина».[79] Учитывая явную неприязнь Витте к Столыпину, видную во многих главах его «Воспоминаний»,[80] можно усомниться в истинности подобного утверждения. Но если в действительности премьер сам и не присоединялся к ходатайствам о помиловании, то наверняка знал о докладах царю министра возглавляемого им правительства.[81]

От массовых погромов «союзники» перешли к террористическим актам. 18 июля 1906 г. они убили члена I Думы профессора М. Я. Герценштейна, 29 января 1907 г. покушались на Витте, 14 марта того же года убили редактора газеты «Русские ведомости» Г. Б. Иоллоса, также бывшего члена Думы.