Еврейская сюита

Эрнест был самый младший из учеников. Туда приезжали еврейские дети со всей Европы, и все потом делали большие карьеры, без университета. Например, один из его товарищей стал после войны главным раввином Великобритании – рав Соломон Шенфельд[82]. Эрнест был совершенно нерелигиозным после войны, потому что его родители погибли, и много других евреев погибло. И он очень любил учиться. Но когда я сказала: «Хорошо, прекрасно! Ты учился в ешиве, теперь Давид пойдет в ешиву». Ах, вау, он чуть меня не избил, физически. Он говорит: «Ты что, с ума сошла? Это было так давно. Его там не будут учить физике, и никакой математики там не будет. Что ты делаешь? Ты ничего не понимаешь!» Я сказала: «Я ничего не понимаю, хорошо, но ты стал таким большим человеком благодаря чему? Благодаря учебе в ешиве. Все, мой сын туда пойдет».

Это не проходило без проблем, все время всегда были проблемы. Ну и что? Все равно… Я осуществила свои фантазии, понимаете? Я что, была в ешиве? Никогда. Я знаю, что туда женщина не может прийти посмотреть. Никогда не видела, где мой сын находится. Какая комната, какая кровать, где вешалка… ничего. Это не важно, это все равно, знаете, по результатам судят.

Ученики раз в месяц приезжают домой. И все равно они бегут в ешиву обратно. Я никогда не могла понять, как так, что такое. У меня была четырехкомнатная квартира, у каждого ребенка – своя комната, даже туалет. А он там живет: четыре, пять мальчиков в одной комнате. Ах, только ешива, только ешива.

– Какие отношения были у Эрнеста и Давида?

– Эрнест и Давид? Вообще, Давид – это какое-то чудо-юдо… Меня спрашивают, как он дошел до хасидизма. Это не вопрос. Вопрос, как у меня получился такой сын, с такой хасидской душой? Я что, хасидка? Я не хасидка. Почему? Это какой-то план был, что именно я должна его воспитывать? Он должен был быть сыном какого-нибудь большого раввина. К моему самому большому удивлению, у Давида есть такое свойство, его как будто намазали медом. Его все любят. Он ни с кем не ссорится. Я – наоборот. Нет, меня тоже любят, но я – скандалистка. Эрнест его обожал. Эрнест все оставил мне после своей смерти, было такое завещание. И там было указано, что я как ответственная за воспитание обоих моих сыновей – это были не его сыновья, это понятно, – должна продать две машины, чтобы обеспечить их религиозное воспитание.

– Религиозное?

– Только религиозное. Эти ешивы. Ну, и абсолютно понятно: то, что он сделал для моих двух сыновей, никакой отец бы не сделал. Это ему было важно. Не чтобы они пошли в университет, окончили политех и стали инженерами, докторами, а чтобы получили только религиозное образование. Слава Богу. Девятнадцатого февраля будет двадцать шесть лет, как я вдова, и мы ходим на его могилу. Мои сыновья, Михаил и Давид, всегда приходят к нему поблагодарить за дорогу, которую он указал: идите по этой дороге.

– Это имеет большое значение, потому что каким-то образом получилось, что ваш прекрасный талантливый муж воспитывался как раввин, и потом ваши дети стали раввинами, – вы видите, круг замкнулся. Все имеет отношение ко всему.

– Да, это правильно. Они ему благодарны. Так в еврействе говорится по Талмуду: тот человек, который дает обучение сыну своего товарища или друга, считается его отцом. Не биологическим отцом, но духовным – тем, который дал направление, как двигаться по жизни.

У человека, у которого нет прошлого, не будет будущего. Ни настоящего, ни будущего. И те, кто ничего не знают и не помнят, не знают про то, что был Холокост, – эти евреи говорят так, как вы сказали: теперь не надо об этом, теперь новая Германия, тех, кто это делал, уже нет в живых, давайте построим все снова. Не будет такого. Я в это не верю. Я – наоборот, я обязываю моих детей, чтобы они об этом знали, и мои внуки чтобы тоже об этом знали. Не из книжек. Чтобы пришли ко мне домой, и я им покажу, что это – от моего папы, это – от моей мамы, и расскажу, что такое блокада, и все такое. Они будут знать все от меня. Не из уроков в школе. Не надо уроков. Каждая семья должна так делать. И это обязанность каждой бабушки, каждого родителя – передать из поколения в поколение. А как вы сделаете традицию без этого? Не будет никакой традиции. Если вы отмените прошлое – ничего не будет. Другое дело, как представить прошлое и какие из этого должны быть выводы. Но вымарать это, сделать delete, как на компьютере, delete, ничего не было – это… страшно. Это неправильно. Это значит оторвать корни у этих детей. А дерево может расти без корней? Не может. И дети тоже не могут расти без того, чтобы знать, откуда они вообще происходят.

– Расскажите, пожалуйста, про Михаила.