Но была ли трагическая судьба этих «меньшинств», то есть польской шляхты и преследуемых евреев Украины, единственным предметом интереса хронистов? В их трудах можно видеть, что судьба несчастных жертв регистрируется без учета национальной и религиозной принадлежности. Осенью 1649 года, после зборовского соглашения и возвращения польской шляхты на Украину, вернулись и «жалкие остатки евреев. Осиротевшие более чем настоящие сироты, они были неимущи и бедны, однако евреи и дома не нашли успокоения, потому что была чрезвычайная дороговизна и совершенно не было средств пропитания. Беднота из православного народа умирала тысячами и десятками тысяч от голода»[89] Возможно, среди этих голодающих нищих были и украинцы — жители Барышовки, которые дали евреям убежище во время погрома[90], и те жители Тульчина, которые пожалели уцелевших после резни[91].
Хроники не сообщают, что месть поляков — Вишневецкого в Немирове, Радзивилла в Пинске, Фирлея в Остроге — затронула только виноватых. К несущим возмездие войскам Фирлея присоединилось несколько сот храбрецов из еврейской бедноты
И все же осознание трагической судьбы украинского населения связано со степенью его вовлеченности в события. Жители Пинска были наказаны за то, что впустили мятежников в город; украинское население Немирова — за измену и участие в резне. После зборовского соглашения татары выступили в поход на территорию, населенную украинцами.
Такова была цена мира, который был иллюзорным в стране, полной противоречий; в стране развивавшейся и заселявшейся, но полной ненависти и отрицания возможности сосуществования. Натан Ганновер пишет об украинцах:
Постепенно стиралась грань между свидетельствами и слухами. Ходили абсолютно идентичные рассказы о событиях, которые якобы происходили в разных местах. Впрочем, такие события действительно могли происходить в нескольких местах (как, к примеру, убийство детей[97] и «испытание их мяса на кошерность»[98], или удушение еврейских детей скамейками из синагоги в Тамошове и Бершади)[99].