Многие еврейские волшебные сказки, имевшие самое широкое бытование, лишены какого-то особого еврейского колорита и по существу представляют собой пересказанные на идише волшебные сказки поляков, украинцев, немцев и т. д. В них, как и положено, действуют короли, принцы, принцессы, волшебники и даже злая ведьма Бобе Га — явная родственница небезызвестной Бабы Яги.
Впрочем, часто героями еврейской волшебной сказки становятся раввин или раввинский сын, в которых, однако, нет ничего «раввинского». Раввинский сын — просто маркированная фигура. В еврейской сказке он совершает все те деяния, которые в русской сказке совершают крестьянский сын или, допустим, царевич. Еврейские сказки так часто начинаются словами «жили-были раввин с раввиншей», что даже возникла поговорка: «Раввин и раввинша — целая сказка, раввин без раввинши — полсказки, раввинша без раввина — совсем не сказка» (2, с. 658).
Однако в еврейской волшебной сказке есть также целый ряд персонажей, присущих только еврейскому фольклору, причем не формально, а по существу. Например, в роли чудесных помощников выступают не добрые феи или благодарные животные, а патриархи, Илья-пророк, тайные праведники, мудрецы и хасидские цадики.
К характерным чертам еврейской волшебной сказки можно отнести то, что на нее сильнейшим образом повлияла вся еврейская литература — от Библии и Талмуда до народных авантюрных романов. Еврейской волшебной сказке, и это явно литературные влияния, бывают присущи дидактика и морализаторство, волшебной сказке вообще-то не свойственные. Так, герой совершает подвиг, добиваясь не руки принцессы или полцарства, а спасая от беды еврейскую общину Иногда в конце сказки царь награждает героя должностью первого министра, делает его «вторым после царя», но и царскую милость герой тоже старается использовать во благо евреям.
Волшебная сказка была необыкновенно популярна в народе, недаром ею как наиболее общедоступной литературной формой воспользовались, с одной стороны моралист и проповедник миснагед Янкев Кранц (1741–1804), известный как Дубенский Магид, в своих рационалистических «Притчах», а с другой — хасидский цадик ребе Нахман из Брацлава (1772–1810) в своих мистических «Сказках».
1. Удивительная история о двух братьях, которых унесло на корабле в Ледовитое море, и об их чудесном спасении.
—В этой «Удивительной истории» сопрягаются мотивы волшебной сказки с мотивами народного романа, проповеди и притчи.
Сюжет сказки с высокой степенью полноты отражает морфологическую схему, которую В. Я. Пропп (11) считал наиболее характерной для волшебной сказки. Собственно говоря, по Проппу, эта «Удивительная история» и есть волшебная сказка в точном смысле этого слова. Мало того, герой, точно желая подтвердить теорию В. Я. Проппа о происхождении тридевятого царства (12), прямиком попадает в Рай, т. е. на тот свет и получает помощь от патриархов, т. е. предков.
В то же время завязка «Удивительной истории» (тайна, буря, Ледовитое море) явно позаимствована из лубочного авантюрного романа. Кроме того, ряд мотивов (золото не дает попасть в Рай и т. п.) носят явно дидактический характер и напоминает не столько сказку, сколько притчу или проповедь.
Наконец, в этой «Удивительной истории» все традиционные повороты сказочного сюжета получают новую мотивировку, приемлемую с точки зрения еврейской традиции: мертвец вознаграждает героя за то, что тот учил его при жизни Торе; герой излечивает принцессу не для того, чтобы на ней жениться, а чтобы спасти евреев от изгнания и т. д. Герой сказки, еврей, не может жениться на принцессе, но логика сказки требует свадьбы в конце повествования, поэтому оно завершается свадьбой дочери героя, на которой он, как и положено, появляется неузнанным и добивается замены жениха (мотив ложного героя). Концы («сказочные») с концами («еврейскими»), хотя и не без некоторой натяжки, сходятся.